Начало гражданской войны

В частности, успех похода рассчитан на переход на нашу сторону уссурийских казаков, то-есть на то, чего никогда быть не может, так как уссурийцы совсем обольшевичились и никогда к офицерским организациям не примкнут.

Если этот нелепый поход осуществится, то кровь жертв должна пасть на голову инициаторов и распорядителей; большому начальству не впервой посылать подчиненных на убой.

Трудно разобрать, какую роль играет здесь Япония; японских офицеров здесь очень много, и, по видимому, они играют роль возбудителей агрессивной энергии, исполняя какие-то определенные махинации, предначертанные им руководящей ими военной партией японского генерального штаба.

Сегодня в отрядах выдали жалованье по вновь утвержденным штатам, и шантаны работают на славу.

Интересными образчиками современного офицерства являются четыре штаб-офицера, поселившиеся у одного из моих товарищей: живут, едят, держат себя иногда слишком непринужденно, ни копейки не платят очень стесненному материально хозяину дома, а получаемое содержание прокучивают.

18 апреля. Местные газеты, надлежащим образом подогретые, полны призывов к выступлению для активного спасения России; до сих пор еще думают, что можно словами поднять на подвиг; те, которые на подвиг способны, пойдут и без газетных зазываний.

Во лжи и подтасовке не стесняются; если верить всем сообщениям, то чуть ли не вся Россия ждет харбинских спасителей. Что большевики всем надоели и ненавистны, в этом никто не сомневается, но что массы ждут избавления при помощи таких спасителей, как здешние атаманы, то это неправда; ни для кого не тайна, что у большинства спасителей только и на уме, сколько «серой сволочи» они повесят за то, что переиспытали.

Когда розовые оптимисты начинают говорить, что народ молится, чтобы мы вернулись, то я возражаю, что не верю в существование таких лошадей, которые сами бы просили, чтобы их заложили в старые, ненавистные и когда-то до костей протершие хомуты. Остановить разложение сейчас можно только, увы, с помощью варягов, при полном устранении собственных спасителей типа здешних атаманских организаций, взрощенных на соусе революционного разложения.

Таких же спасителей, которые на 90 % состоят из купцов и буржуев, как вдохновителей и кормителей, и офицеров, как исполнителей, деревня примет в дубье и пулеметы.

23 апреля. Семенов начал наступление на Даурию во исполнение решительных настояний Дальневосточного комитета, который заявил, что те, кто дает деньги на содержание отряда, устали ждать и требуют каких-либо видимых результатов, сетуя на ничегонеделание всех отрядов. Сегодня в собрании ликование по поводу взятия семеновцами станции Даурии; «взятие», конечно, весьма условное, так как станция оказалась пустой.

26 апреля. Вчера на вокзале орловские спасители пытались произвести обыск пассажирского поезда (не отставать же от Семенова и Калмыкова, занимающихся этим в своих районах), но были окружены китайскими войсками и после переписи отпущены. Семеновцы и калмыковцы счастливее: там каждый поезд дает причастным к обыску лицам сотни тысяч рублей плюс разные ценные вещи; жалоб не бывает, ибо очень строптивые переселяются в загробный мир, а осторожные молча претерпевают эту революционную неприятность.

Настроение мелкого обывателя в городе и на линии против этих, как их потихоньку называют, белых большевиков очень озлобленное; очень уж откровенно нахально и распущенно они себя ведут.

28 апреля. Заходил в штаб начальника российских войск, содержимый по штату отдельного корпуса, но почти не имеющий войск; во всяком случае, в штабах этих войск больше народу, чем во всех строевых их частях; есть полки по 50 солдат, а в батареях по два номера на орудие; зато штабные должности переполнены, и всюду еще толпы прикомандированных; все начальство обзавелось стадами личных адъютантов; по городу носятся автомобили с супругами, содержанками и ординарцами высокого начальства и разных кандидатов в атаманы; появились так называемые сестры, или, вернее сказать, кузины милосердия.

Как быстро забылись в спокойной харбинской атмосфере все суровые и ужасные уроки прошлого года; опять бесчисленные штабы; опять пять штабных там, где свободно управится один; опять ненавистные войскам личные адъютанты, накрашенные сестры; опять незаконное пользование автомобилями, огромные авансы на секретные расходы; опять штабное засилие, штабное величие, штабная лень, веселая штабная жизнь… Ничему не научились и ничего не забыли; ну, какое же тут может быть спасение.

29 апреля. Дальневосточный комитет, антрепренер семеновщины, захлебывается в «трофеях», состоящих пока из двух телеграфных аппаратов и нескольких вагонов; говорили даже, что наиболее впечатлительные комитетчики хотели зафундить по этому поводу торжественное молебствие.