Главный вопрос, от которого зависело самое существование армии, — денежный, оставался попрежнему неразрешенным,
Денежная Москва ограничилась горячим сочувствием и обещаниями отдать все на спасение родины. Все выразилось в сумме около 800 тысяч рублей, присланных в два приема; и дальше этого Москва не пошла; впоследствии, по мере утверждения Советской власти и захвата ею средств буржуазии, неограниченные ранее финансовые возможности последней значительно сократились.
Повторилось опять то явление, которое имело место в дни корниловского выступления. И генералы Алексеев и Корнилов с полным основанием обращались с суровым осуждением к «Московскому центру» в лице его делегатов.
«Московский центр» в лице трех его членов, командированных в Петроград, обратился за финансовой помощью и к союзным дипломатам. Попытка эта также не привела ни к чему. В первое время после большевистского переворота иностранные посольства находились в состоянии страха и полной растерянности. Английское, впрочем, устами второстепенного представителя, майора Киз, обещало крупную материальную поддержку.
По мысли Федорова и московской делегации, от имени оставшихся на свободе членов Временного Правительства местной казенной палате предложено было обращать 25 % всех областных государственных сборов на содержание борющейся против большевиков армии. После длительных переговоров с атаманом и донским правительством эта мера и была осуществлена, при чем общая сумма отнесена в равных долях на нужды добровольческой и донской армий.
Этот источник был главным средством существования армии и, в силу зависимости от донской власти, постоянных трений с нею и крайне слабого поступления казенных доходов, являлся весьма скудным и ненадежным. Чтобы расширить на тех же началах финансовую базу, в Екатеринодар и Владикавказ были командированы Федоров и г. Н. Кубанское правительство отказало наотрез, а с последовавшим падением Дона и исходом армии дальнейшие попытки в этом направлении прекратились.
Тем временем сбор средств шел и на местах: ростовская плутократия по подписке дала около 61
/2 миллионов, ново-черкасская — около 2-х. Половина этих сумм должна была поступить в фонд добровольческой армии, но фактически до самого нашего выхода казначейству удалось собрать с трудом не более 2 миллионов.Временами состояние добровольческой казны было таково, что приходилось для ее нужд в ростовских банках учитывать мелкие векселя кредитоспособных беженцев. Впоследствии в учреждениях юга России возникла даже тяжба для решения вопроса — кто был Мининым: банк или беженец.
Вместе с тем, отделения государственного банка и казначейства Дона, не подкрепляемые наличностью, испытывали большие затруднения, грозившие еще больше запутать экономическое положение области. В виду этого по инициативе донского экономического совещания донская власть приступила к печатанию собственных денежных знаков — операции, осуществленной в значительных размерах только весною 1918 года, после освобождения Дона.
Внутренние трения в триумвирате не прекращались. Однажды едва не кончилось полным разрывом. 9 января, незадолго до переезда в Ростов, меня и Лукомского вызвали спешно в помещение канцелярии генерала Алексеева. Пришли мы поздно, когда все уже кончилось, и с удивлением услышали о происшедшем столкновении.
Некто капитан Капелька, состоявший при штабе Алексеева, со слов Добрынского, доложил Алексееву о предстоящем перевороте: с переездом в Ростов генерал Корнилов должен был свергнуть триумвират и объявить себя диктатором; сделаны якобы уже назначения до московского генерал-губернатора включительно.
Невзирая на мутный источник этих сведений, генерал Алексеев, предубежденный в отношении Корнилова, не переговорив с кем-либо из нас, собрал членов Совета и старших генералов и пригласил генерала Корнилова для объяснений.
Корнилов, взбешенный подобным обвинением и инсценировкой судилища, ответил резким словом и удалился. На другой день московская делегация получила письмо с отказом от участия в организации обоих генералов — Алексеева и Корнилова. Опять пришлось уговаривать: Алексеева — мне лично, Корнилова — вместе с Калединым.
Корнилов удовлетворился извинениями Алексеева, но при этом потребовал от московской делегации: «1) письменного извещения, что Совет признает себя органом только совещательным при коллегии из трех генералов, и ни один вопрос, внесенный на рассмотрение Совета, не получает окончательного решения без утверждения означенных трех лиц; 2) включения в состав Совета начальника штаба армии и председателя вербовочного комитета; 3) признания за командующим добровольческой армией права назначения лиц, обязательно из военных, возглавляющих военно-политические центры…[26]
с указанием, что эти лица получают инструкции по военным делам только из штаба армии» и проч.В ответ на это требование 12 января поступило письмо, подписанное Федоровым, Струве и кн. Трубецким.