Начало и конец нашего земного мира. Опыт раскрытия пророчеств Апокалипсиса.

Оставляя великое земное поприще, удостоившись хотя издалека созерцать обетованную землю, Моисей напомнил новому, воспитанному в пустыне под его руководством поколению все то, чему учил их сорок лет, но завершил свое последнее наставление не похвалой, а решительным обличением. Тяжелое предчувствие того, что ожесточение Израиля будет возрастать более и более и дойдет со временем до чудовищных размеров богоотступления, наполняло горечью душу пророка, когда он составлял эту памятную песнь. Моисей смиряет тут заносчивость Израиля указанием на тяжкие вины его пред Богом, доказывающие неблагодарность к Благодетелю. В свидетели своей жалобы на Израиля громко призывает небо и землю: «Вонми небо и возглаголю и да слышит земля глаголы уст моих. Согрешит а, не того чада порочная, роде строптивый и развращенный, сия ли Господеви воздаете» и проч. Вся песнь переполнена обличительной горечью, указывающей на бесчувственность Израиля и непризнание великих благодеяний Божиих, щедро излитых на избранный народ. В будущем развитии судеб Израиля должны будут сказаться еще сильнее эти народные свойства и довести его до отвержения Богом. Минувшая сорокапятивековая история еврейского народа оправдала тяжкое предчувствие Моисея. Народ Божий соделался врагом Божиим и даже ныне, на старости веков своих, замышляет еще раз удивить мир страшным богоборчеством и при том в то самое время, когда одна шестидесятая часть его примкнет к своему оставленному Мессии и восполнит сонм избранных Израилевых, сопричисленных к Аврааму, Исааку и Иакову, согласно пророчеству о Пресвятой Деве Марии: «Воспринял Израиля, отрока Своего, воспомянув милость, как говорил отцам нашим, к Аврааму и семени его до века» (Лук. I, 54–55). Зато остальное иудейство окончательно загипнотизируется в своем ослеплении, признав за мессию отверженца и зверя, сына погибели. Заметим, что и сорок веков тому назад, когда Израиль отверг своего Избавителя, не узнав времени посещения Его, он изменил Ему не от недостатка в просвещении, а, напротив, в переизбытке его. То было время, когда изучение Закона Божия соде л ал ось общим достоянием чрез умножение школ, или синагог, где книжники трудились в изъяснении Закона день и ночь, сами не понимая того, что брались изъяснять. Далеко расходились изъяснения их с истиной не потому, что они чужды были умственному развитию, но потому что умственное развитие свое прилагали к такому делу, которое непостижимо ни для какого разума, а доступно младенцам по развитию, но чистым по сердцу, как сказано Христом: «Славлю Тебя, Отче, Господа неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче, ибо таково было Твое Благоволение» (Лук. X, 21).

II.

Внутреннее состояние еврейства перед разрушением Иерусалима. — Последние кровавые подвиги синагоги. — Стефан первомученик и Иаков праведный, — Конец, долготерпению Божию.

Священная история представляет примеры, что жизнь еврейского народа не проходила в мире и тишине, когда на род уклонялся от благочестия, давая простор своим страстям и порокам. Вожди народные редко проявляли заботу о водворении благочестия, а многие из них сами развращали народ. Немногие из вождей подражали Давиду, Иосии, Иосафату, а потому зло развивалось в еврейском народе с необычайной силой. Избранный народ все более и более становился хуже языческих народов, не знавших Бога. Поэтому нельзя удивляться, что народ, обладавший неоценимым благом Богопознания, принявший все сокровища истины и обетования о Спасителе рода человеческого, остался позади всех в то самое время, когда данные ему обетования спасения совершались на деле. Гордый своей истинной религией, он, за свою гордость, был предоставлен на произвол собственного разумения. А его собственное гордое разумение не хотело знать Мессии в уничиженном виде и отвергло Его, — не разумея того, «что служит к миру Израиля» (Лук. XIX, 42).

Высшая мера ответственности падает на то общество, которое сознательно отвергает примирение с Богом. За это оно лишается покровительства Божия. В таком обществе начинают разгораться страсти политические. Что мудреного, если огонь революции вспыхнет, и общество с неистовством страстных побуждений предастся убийствам и самоистреблению.

С Иерусалимом произошло нечто худшее, чем с Содомом и Гоморрой. По свидетельству историка того времени3, он сам истребил себя, вероятно, потому что грехи его вождей, возненавидевших Бога, превзошли грехи Содомские.

Известно, что, кроме религиозных партий — фарисеев и саддукеев — существовали в Иудее и политические партии.

Таковыми были иродиане, те же саддукеи, но с политическим оттенком приверженности к римскому правительству, и зилоты — ревнители национальной свободы, надеявшиеся на восстановление не только иудейского царства, но мечтавшие о всемирном господстве иудейства. Это те же фарисеи, только с политическим оттенком лжемессианства.