В 1693 году, как и все его ровесники, он пошел в школу, а в мае 1694 года, когда Баху было только 9 лет, умерла его мать, а отца не стало через год. Вы сами можете себе представить, каким ударом это стало для маленького мальчика, который рос в атмосфере любви. Бах переезжает к своему старшему брату, Иоганну Кристофу, служившему органистом в Ордруфе.
Этот поворот для Иоганна Себастьяна имел, пожалуй, важнейшее значение. Во-первых, Бах столкнулся с реальностью смерти и, судя по всему его творчеству, очень глубоко ее пережил. Я думаю, что смерть родителей стала для него главным и самым сильным переживанием и откровением. Именно отсюда проистекает его глубочайшая религиозность. Второй момент здесь – это сиротство Иоганна Себастьяна.
Иоганн Кристоф был гораздо старше Иоганна Себастьяна. Он приютил младшего брата, занимался его воспитанием и образованием, в общем, очень хорошо к нему относился, вопреки сложившемуся представлению, о чем я чуть позже расскажу. И вот, несмотря на довольно благополучную жизнь в доме старшего брата, Иоганн Себастьян сформировался внутренне очень закрытым человеком. Никак нельзя было определить, что у него делается внутри. Поразительно, знакомясь с его биографией, видишь, что, скажем, с конфликтами по службе, склоками и скандалами, в которых Бах принимал самое активное участие, сочеталось написание религиозных сочинений, абсолютно отрешенных от земной жизни. Удивительно, как это совмещалось! Но вот такова была внутренняя особенность Баха. Его жизнь текла своим чередом, и он не перед кем, кроме своего творчества, ее не обнаруживал.
Что же касается чувства смерти, то оно у Баха было прямо каким-то необыкновенным. Всякий раз, когда в его церковных произведениях речь заходила о смерти, музыка начинала трепетать и с великим воодушевлением призывать избавительницу-смерть. Звуковую ткань пронизывали удары часов и погребальных колоколов. Самые поэтические тексты, самые глубокие духовные образы связаны у Баха с музыкальным изображением смерти. Несомненно, что в этом изображении воспроизводился его собственный религиозный опыт, о котором я только что сказал.
Давайте послушаем для иллюстрации арию из «Кантаты № 127». Вот текст этой арии: «Душа упокоится (свято) в руках Иисуса, когда сие тело покроют землею. Ах, воззови же скорее меня, о траурный звон! Уже не страшит меня смерть, ибо меня воздвигнет мой Иисус». Размеренный, как удары колокола, бас-пиццикато, исполняемый не смычком, а щипком о струны. Тикающие, как часы, флейты, отсчитывающие последние минуты жизни, и тикают они вовсе не равнодушно. Время от времени в этом тиканье проявляются трепетные и сочувствующие интонации, их можно услышать в самом конце арии. Плачущий и стенающий гобой, сопрано, голос, в некотором томительном воодушевлении, разумеется, не в плотском смысле, исповедующий веру и надежду на воскрешающего Иисуса. Ария состоит из трех разделов. Третий повторяет первый, а средний – самый драматичный. Обратите внимание, как в середине арии, когда начинается второй раздел, на словах «ах, раздавайся ж скорее, о траурный звон (буквально – смертный звон)» (по-немецки это звучит так: «Ach ruft mich bald, ihr Sterbeglocken»), к мирному колоколу баса присоединяется со своими пиццикато-колокольчиками вся струнная группа, и получается удивительное музыкальное осмысление текста. Звон пиццикато – тихий и глухой, поистине смертный.
Продолжим повествование о жизненном пути Иоганна Себастьяна. В Ордруфе Бах поступил в гимназию, брат обучал его игре на органе и клавире. Он с великим рвением постигал премудрости музыкального искусства и очень быстро в нем преуспевал. Существует известная история о том, как Иоганн Кристоф не давал мальчику нотную тетрадь с переписанными клавирными сочинениями композиторов Пахельбеля и Фробергера. Интерес же у Иоганна Себастьяна к этим нотам был таков, что он, пользуясь тем, что ноты хранились в шкафу с решетчатой дверцей, по ночам вытаскивал их и переписывал при свете луны. Затея эта кончилась плохо. Брат это обнаружил и отобрал у Себастьяна переписанные им ноты. Во всех жизнеописаниях Баха эта история приводится как доказательство черствости и бессердечия Иоганна Кристофа. На деле же исторические сведения показывают, что отношения их были весьма хорошими, просто у Иоганна Кристофа была своя педагогическая система, согласно которой он считал преждевременным знакомство Баха именно с этими сочинениями. Здесь же мы видим начинающую проявляться у Иоганна Себастьяна склонность к ершистости и непослушанию старшим, черты, которые будут характерны для Баха всю его последующую жизнь. Ну и зрение он, конечно, себе очень испортил, что скажется в дальнейшем.