Начало конца

Музыка заиграла марш. Двери зала распахнулись необыкновенно широко. Показались пажи. На некотором расстоянии за ними шел обер-гофмаршал. На лице его играла очень легкая улыбка, вернее, дробь улыбки, одна пятая часть полной: полная улыбка не отвечала бы обряду выхода, а совершенное ее отсутствие – праздничному настроению бала. Шел он очень торжественно и вместе с тем почти естественно. «Это настоящее искусство», – подумал Вермандуа, стоявший в одном из длинных рядов приглашенных. Обер-гофмаршал как будто и не смотрел по сторонам, точно не имел никакого отношения к делу. Между тем он незаметно управлял обрядом, который без него не мог бы совершаться, как оркестр, несмотря на множество репетиций, не мог бы играть без дирижера. Он видел, что пажи идут в ногу, что гости выстроены довольно ровно, что темп марша взят правильный. Король и королева появились именно в ту секунду, когда это было нужно. Гости низко склонились. Тут, конечно, не могло быть полного однообразия движений, но поклон не нарушал красоты зрелища. Преодолевая застенчивость, ласково улыбаясь, приветливо наклоняя голову направо и налево, король пошел вперед. «Идут чуть быстрее, чем следует», – подумал обер-гофмаршал, видевший и то, что происходило позади него, в еще далекой зеркальной стене, к которой они шли. Он чуть замедлил ход. Тотчас замедлили ход король и королева; расстояние между ними и обер-гофмаршалом сократилось разве лишь на фут.

Марш кончился как раз в ту секунду, когда пажи оказались у зеркальной стены, почти столкнувшись со своим изображением в зеркале. Король и королева повернулись. Музыка заиграла полонез. Ближайшей к королю дамой оказалась та жена посла, с которой ему полагалось открыть бал. Они пошли назад, за ними королева и иностранный принц. Другие пары втягивались, точно всасывались, в полонез не совсем так гладко; но обер-гофмаршал понимал, что при шестидесяти парах полонез лучше идти не может. Все шло превосходно. Впрочем, по долгому опыту он знал, что выходы, маневры, парады всегда удаются очень хорошо. Ему же самому казалось, что балы, дававшиеся в этом дворце лет сорок тому назад, были все-таки лучше. «Но тогда состав был другой. Тогда действительно здесь бывало хорошее общество», – подумал он, переходя к двери большой белой гостиной, где должно было происходить третье действие пьесы: cercle[231]. По пути знакомые или люди, считавшие себя его знакомыми (он и в лицо знал далеко не всех), пожимали ему руку, хвалили красоту зрелища, как говорят комплименты хозяйке дома: не говорить же королеве.

В белой гостиной сами собой оказались, вслед за королем, королевой и принцами, гости, имевшие право быть в cercle’e. Обер-гофмаршал стоял слева от короля, отступив назад приблизительно на полфута, и на лице его играло уже три пятых полной улыбки: cercle не требовал такой торжественной серьезности, как выход. Для верности он, не представляя, как бы случайно, вскользь называл имена тех людей, которых король, по его предположению, мог не помнить. Впрочем, король помнил всех: он обладал превосходной, наследственной и профессиональной памятью на лица и имена. Обер-гофмаршал был вообще очень королем доволен. В свое время он – тоже для мемуаров – выписал из Ренана фразу: «Il faut pardonner aux rois leur médiocrités: ils ne se sont pas choisis»[232].

«Чем посредственнее король, тем лучше государству и тем больше его любят», – этого своего примечания к Ренану он, конечно, в мемуары не вставил и немного жалел об этом. «Очень рад вас видеть, господин посол, – сказал король подходившему в очереди советскому полпреду Кангарову-Московскому, – надеюсь, вы себя хорошо чувствуете в нашей столице». – «Очень хорошо, Ваше Величество. Меня в ней приятно поражает…» – начал было посол, но по сократившейся на одну пятую улыбке обер-гофмаршала понял, что надо проходить дальше. «Очень рада вас видеть. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?» – довольно сухо спросила королева жену советского посла, склонившуюся в разученном перед зеркалом реверансе. «Но красных пятен у нее больше на лице нет: привыкла…» – подумал о королеве обер-гофмаршал и с особым удовольствием вспомнил, что престарелый принц так-таки на бал не явился: «чтобы не встречаться черт знает с кем!..» На лице обер-гофмаршала внезапно появились все пять пятых улыбки.