Я не знаю, что делать с тем, что она только что сказала.
Хороший парень? Прекрасный джентльмен? Что это вообще должно означать?
Как я могу быть
***
Три недели спустя
Солнце только что село, а здесь уже шумно, потно и многолюдно. Я иду глубже в темный переулок. Воздух горячий и мускусный, а запах почти резкий. Но я не позволяю этому сдерживать меня. Это место - дерьмовая дыра, но это мое единственное утешение.
Единственное, что кажется
Сгибая пальцы, я раскрываю и закрываю кулак. Я прохожу мимо толпы и направляюсь к Роану. Сегодня вечером его растрепанные светлые волосы собраны в мужской пучок. Роан видит, что я приближаюсь, и на его лице почти мгновенно появляется ухмылка.
— Записать твое имя на сегодняшний вечер?
— Поставь меня на первое место, — говорю я, мой голос резче, чем обычно.
Мне нужно это.
Чувствовать себя человеком.
Чтобы снова почувствовать себя живым.
Роан кивает, а затем дружески сжимает мое плечо, что мне не нравится. Я пожимаю его руку, моя челюсть сжимается. Я не хочу, чтобы меня кто-то трогал.
— Знаешь, ты слишком молод, чтобы быть здесь, — говорит он, приподняв брови. — Но никто, кроме меня, этого не знает.
— Это имеет значение? Кому-нибудь интересно?
Он пожимает плечами, его улыбка становится шире.
— Неа. Все дело в деньгах. И ты хорошо дерешься.
Я знаю, что хорошо дерусь. Мой рост шесть футов два дюйма, я все еще расту и вешу почти 190 фунтов. Я выше и крупнее большинства парней моего возраста. Нет, я выше и крупнее большинства взрослых мужчин.
Толпа расступается передо мной, и рев становится громче, словно гром для моих ушей. Звук вибрирует в моей груди, и я чувствую его с каждым вдохом.
Удар. Удар. Удар.
Мне здесь не место, но это единственное место, где я чувствую себя живым. Говорят, что боль – это то, как наше тело говорит нам, что что-то не так. Но для меня физическая боль напоминает мне, что я не умер. Я гонюсь за чем-то, что, как я знаю, неправильно: принуждением, которое тянет меня на безрассудный путь, но это
Я выхожу в центр боевой ямы, ожидая своего противника. Я ни разу не проиграл бой за те три недели, что провел здесь. Я игнорирую то, как девушки обмахиваются руками, когда снимаю рубашку. Я здесь не для этого.
В центре ко мне присоединяется высокий, грузный чернокожий мужчина, и толпа сходит с ума. Мы примерно одного роста, но хотя у меня худощавое телосложение, этот мужчина огромен. Я слышу звонок, и тут он бросается на меня. Мой мозг отключается, и тело само по себе рвется вперед.
Мы движемся кругами друг вокруг друга, и я позволяю ему дважды ударить меня, прежде чем ткнуть кулаком ему в ребра. Он хрюкает, и его темный взгляд становится острым.
Я игнорирую рев публики.
Я позволяю страху, гневу из-за разлуки с Наоми и несправедливости моего существования подпитывать меня. Насилие пронзает меня, пылающий ад. Я выплеснул все это на своего противника. Его кулак врезается мне в лицо, и боль пронзает мой череп.
Агония заставляет меня идти вперед.
Мои мышцы напряжены, адреналин струится по венам.
Удар. Удар. Удар.
Мой противник неумолим в своих нападениях, но и я тоже. Звук кулаков, соприкасающихся с плотью, эхом раздается в моих ушах. Он бросается вперед, и мой взгляд фиксируется на его уязвимой шее. Прежде чем он успевает меня ударить, я быстро встаю на ноги и ухожу от его кулаков. Он оборачивается, рыча. Не раздумывая, я тыкаю двумя пальцами ему в шею, и он сгибается пополам, задыхаясь. Мое колено поднимается и врезается ему в лицо. Я слышу треск, а затем он падает, его тело обмякло.
Удар. Удар. Удар.
Его дыхание прерывистое. Он не мертв. Но какое-то время он не сможет двигаться.
Мое тело болит повсюду. Он хорошо меня отделал. Я едва могу ходить, не вздрагивая, и костяшки пальцев кровоточат. Но, кажется, ничего не сломано.
Я удаляюсь от центра, и некоторые девушки пытаются протянуть руку и прикоснуться ко мне. Но они останавливаются, когда я направляю на них свой взгляд. Их знойные глаза и улыбки ничего для меня не делают. Я не хочу, чтобы меня кто-то трогал.
Роан протягивает мне пачку денег, и я беру ее, прежде чем похромать прочь от толпы и ямы. Я прохожу несколько кварталов, пока мое тело не сдается. Перейдя в другой темный переулок, я прислоняюсь к грубой стене и сажусь на задницу. Бой оставил меня полностью разбитым.
Моя голова пульсирует, а тело буквально трясется от агонии. Каждое подергивание моих мышц заставляет меня вздрагивать и тяжело дышать.
Но это ничто по сравнению с мучительным чувством в моей груди и абсолютным страданиям моего сердца. Интересно, испугалась бы Наоми такой версии меня?
Будет ли она ненавидеть меня?
Имеет ли это вообще значение сейчас…?
Она ушла.
Я ее потерял.
Я потерял единственную семью, которая у меня была. Единственная семья, которая имела значение.