Начало одной жизни

Хочется мне быть командиром, пусть небольшим, ну, хотя бы дежурным по столовой. Хочется, чтобы меня слушались и подчинялись. Но меня не только дежурным по столовой - дневальным в спальной комнате ставить боятся. Известно, недисциплинированный.

Я нахожу другой способ командовать людьми. Начинаю врать. Наша колония делилась на две секции, промышленную и сельскохозяйственную. Промышленная секция находилась на окраине города, а сельскохозяйственная - километра на полтора подальше от нее, за лесочком, у деревни Петушково.

днажды во всеуслышание я объявил, что на сельхозсекции загорелись сараи и срочно просят туда пожарную команду. Вернее, я сначала сказал только два слова: сельхоз горит, а потом прибавил: сараи. Эти слова за пять минут подняли всю колонию.

Хорошо быть командиром. Стоит командиру сказать одно слово, и целый полк побежит по его приказу.

О последствиях я не буду рассказывать, обо мне после этого случая и так говорили много.

Или вот еще.

- Ребята, беда, умер заведующий!

- Как! Когда? Ты, наверное, обманываешь, Остужев?

- Вот еще, была нужда мне вас обманывать!

И я начинаю рассказывать, как бился заведующий головой об пол, дрыгал ногами, и так искренне рассказываю, что начинаю верить себе.

Слух о смерти заведующего моментально проносится по колонии. У его дома собирается толпа. Головы у всех повешены, шапки держат в руках, девчата уже пускают слезы. И вдруг открывается дверь, выходит Василий Иванович.

- Ребята, что случилось? - спрашивает он.

Все ошеломлены, не могут сказать слова.

- В чем дело? - переспрашивает заведующий.

Наконец в толпе находится человек с каменным сердцем и говорит:

- Нам сказали, что вы умерли.

- Кто сказал?

- Да Ванятка Остужев.

- Ну, тогда все ясно, расходитесь, ребята, по местам. А ты, Остужев, на два часа останешься в моем кабинете.

И опять меня спрашивают:

- Почему ты такой?

Почему такой? Не знаю.

ТАК БЫ ЖИЛОСЬ НАМ НЕПЛОХО...

Да, так жилось бы нам в колонии и неплохо, если бы мы не угодили в группу воспитательницы, которую звали Три Кости. В нашей колонии двенадцать воспитателей, она самая зловредная из них. Только и слышишь: "Шухор, идет Три Кости".

А в ней и правда, наверное, три кости всего: махонькая, щупленькая. У нас в деревне была точно такая соседка. Бабушка, глядя на нее, всегда сожалеючи говорила: "Видно, не сама она, а бог носит ее душу".

Только у нашей воспитательницы глаза большие, зырк, зырк ими...

- Остужев, что там прячешь в кармане?

- А ничего, Елена Ивановна.

А она:

- Вынь сейчас же окурок, прожжешь карман.

И как она сквозь штаны могла.углядеть?

А вечером, перед сном, скривит рот - так она улыбалась и скажет:

- Остужев, я тебе сообщу радость.

- Какую?

- Совет отряда постановил: ты должен сегодня вымыть уборную.

- Так ведь не моя очередь.

Она разводит руками.

- Елена Ивановна, так ведь не мой был этот окурок.

И правда, был не мой, один подсунул для выручки...

Она и слушать не хочет. Если бы мне дали право выбирать воспитателей, я бы согласился взять в свою группу любого из двенадцати, только не Три Кости.

Мы с Петькой работаем, как лошади, а Три Кости недовольна.

- Это она потому так измывается над нами, - говорит Петька, - что вдова: вдовы пацанов ненавидят.

Петька все знает.

Ну уж если Три Кости ребятам подсаливает, то и ребята перед ней в долгу не остаются. Один раз взяли да и прибили ее калоши к полу, в другой раз стала одеваться, сует в рукава руки, а они не проходят. Нам смешно, и смеяться нельзя.

Она сняла пальто и говорит, ни на кого не глядя:

- Фролов.

- Что?

- Ты, кажется, хочешь быть моряком?

- Да.

- А рукава связал женским узлом.

Мы рты разинули. Подошел Сенька Вьюн, он в этом деле толк понимал, и говорит:

- Дрын, - так мы звали Фролова, - ты и правда бабским узлом связал.

- Вот как надо вязать, - и начала разные узлы показывать.

Про такие проделки она никому не рассказывала, и мы язык за зубами держали.

Когда она бывала веселой, мы ее спрашивали:

- Елена Ивановна, все воспитатели хвалят своих воспитанников, а вы нас никогда. Или уж мы и правда чересчур плохие?

- Что же я вас буду хвалить? Пусть лучше вас другие похвалят, это и для вас и для меня будет приятнее.

Мы, конечно, так, из любопытства, домогались, сами знали, что она нас терпеть не может.

В других группах ребятам живется куда лучше нашего. Если кто чего-нибудь натворит, поговорят между собой, и все у них шито-крыто. И воспитатели защищают своих, а у нас... сейчас же всем известно будет. Кто чаще всех помойки чистит? Мы. Кто чаще всех двор подметает? Мы.

Некоторые воспитатели говорят своим ребятам:

- Если будешь филонить и разные кордебалеты устраивать, отправлю тебя к Быстровой (стало быть, к нашей Три Кости), она тебе покажет где раки зимуют.

И правда, то одного филона к нам подсунут, то другого, и группа у нас набралась такая, что рот не разевай! Есть такие здоровенные, что Три Кости, когда стыдит, называет их женихами.

Ну, другие к ней попали за провинность, а мы вчетвером за что?

Когда нас привели и распределяли по группам, заведующий посмотрел на цыганенка и говорит:

- Ишь, какие у тебя глаза быстрые. А это твои товарищи?