Начало опричнины

    Филипп решился открыто выступить против опричнины,, по-видимому, в тот момент, когда следствие об измене конюшего Федорова вступило в критическую фазу. Незадолго до выступления митрополита, передают авторы «Жития», к нему явились «неции... благоразумнии истиннии правителие и искусние мужие, и от первых велмож и весь народ» и с «великим рыданием» просили его о заступничестве, «смерть пред очима имуще и глаголати не могуще»[1603]. Памятуя о невероятной продажности тогдашних правителей-бояр,. можно определенно утверждать, что авторы «Жития» имели в виду истинного правителя и первого вельможу конюшего Федорова, благоразумие которого признавал сам Иван. Подозрения насчет заговора грозили конюшему плахой, таким образом он оказался среди «смерть пред очами имущих».

      Выслушав «истинных правителей», митрополит будто бы обещал им свое покровительство, сказав, что «бог не попустит до конца пребыти прелести сей»[1604].

      Нет сомнения, что Федоров, подвергшись преследованиям опричнины, должен был искать защиты прежде всего у Колычева, известного противника опричнины. Благодаря вмешательству митрополита развязка по делу Федорова затянулась на целый год. Но ни Грозный, ни его опричная дума вовсе не желали следовать советам Филиппа. К весне 1568 г. опричные репрессии приобрели угрожающие масштабы. Опричники без суда рубили головы знатным дворянам, и митрополит вскоре убедился в том, что его увещевания не действуют на царя. Тогда он решил открыто протестовать против опричнины и ее репрессий, невзирая на присягу.

      Как рассказывает новгородская летопись, 22 марта 1568 г. «учал митрополит Филипп с государем на Москве враждовати о опришнины»[1605]. По «Житию», Филипп будто бы дважды принимался обличать опричнину во время торжественных богослужений в кремлевском Успенском соборе. Впервые, когда царь только прибыл в Москву со всей опричной армией[1606]. И еще раз, спустя некоторое время («времени же неколику минувше»), когда в соборе шла служба по чину св. Захария, т. е. 24 марта 1568 г.[1607] Трудно сказать, к какому периоду относят авторы «Жития» первое выступление Филиппа. Что же касается указаний на мартовское выступление, то они совпадают и в «Житие» и в летописи.

      Речи митрополита в соборе передаются примерно в одних и тех же выражениях столь различными авторами, как опричники Таубе и Крузе и монахи — составители «Жития»:

Житие Филиппа

«...за олтарем неповинно кровь льется христианская, и напрасно умрают». «Не имаши бо на земли вышши себе, подобает бо ти яко смертну — не возноситься, но аки богу не гневатися».

«Ниже при твоих праотец сие бывало, еже твориши, ни во иноязыцех тако обреташеся»[1608].

Послание Таубе и Крузе

«...до каких пор будешь ты проливать без вины кровь твоих верных людей и христиан? Долго ли будет продолжаться в Русском государстве эта несправедливость?». «Подумай о том, что хотя бог поднял тебя в мире, но все же ты смертный человек, и он взыщет с тебя за невинную кровь, пролитую твоими руками».

«Татары и язычники и весь свет может сказать, что у всех народов есть закон и право, только в России их нет»[1609].

      По свидетельству «Жития», Филипп просил царя упразднить опричнину («престани от такового начинания»), соединить ее с земщиной («но не разделяти, твоя бо есть едина держава», «люди своя в соединение оустрой») и прекратить опричные репрессии[1610].

      Судя по возражениям царя, речь шла о преследованиях участников только что раскрытого в земщине «заговора» конюшего И. П. Федорова. Оправдывая репрессии, Иван прямо указал Филиппу на измену своих подданных. «Что тебе чернцу до наших царьских советов дело, — будто бы сказал он, — того ли не веси, мене мои же хотят поглотити»[1611]. Царь жаловался, что против него ополчились даже близкие ему бояре: «и ближние мои отдалече мене сташа и нуждахуся ищущеи душу мою и ищущей злая мне»[1612].

      В конце концов, обличения Филиппа привели царя в ярость. Передают, что он хватил посохом оземь и сказал: «Я был слишком мягок к тебе, митрополит, к твоим сообщникам и моей стране, но теперь вы у меня взвоете»[1613].