Начало Петровской эпохи

Мы оставили Петра в страшные дни весны 1682 года на Соборной площади Кремля, когда с ним случился первый припадок эпилепсии – падучей, как тогда называли ее в России. От этой болезни он страдал всю жизнь и много раз по причине припадков совершал поступки, о которых потом сильно сожалел.

Первым учителем царевича Петра был дьяк Челобитного приказа Никита Моисеевич Зотов – «муж благочестивый, умудренный грамотою». Его представил царице-матери боярин Соковнин, и Наталья Кирилловна в марте 1677 года познакомила его со своим сыном, которому скоро должно было исполниться пять лет.

Человеком, рекомендовавшим Зотова Соковнину, был Симеон Полоцкий.

Маленький Петр был передан в руки Зотова с немалой торжественностью: патриарх, отслужив молебен, благославил мальчика на учение, окропив его книги святой водой.

Зотов сначала рассказывал Петру о деяниях русских князей и царей, о победах, одержанных их войсками в борьбе с иноземцами, показывал мальчику гравюры и карты иноземного происхождения, а потом приступил к обучению своего воспитанника чтению и письму.

К этому времени Зотов мог использовать и «Псалтирь», и «Часослов», и «Азбуку», и «Букварь», и некоторые другие учебные книги, с которыми вы, уважаемые читатели, уже познакомились ранее.

Царь Федор Алексеевич, царица Наталья Кирилловна, патриарх Иоаким одарили Зотова, пожаловав ему дом с усадьбой, сто рублей денег и две пары богатого придворного платья, как только окончился первый урок ознакомления с азбукой, на котором они все присутствовали.

Для Петра были отобраны все книги с картинками, какие были в дворцовой библиотеке, а художником из Оружейной палаты были заказаны картинки из библейской и российской истории и развешаны на стенах покоев, в которых Петр жил.

Более всего мальчика занимали батальные сцены и рассказы о победоносных походах и сражениях.

Любовь Петра к оружию была замечена еще в раннем детстве. Когда исполнилось ему три года и в день рождения придворные принесли ему множество подарков, Петр дрожащими руками вцепился в игрушечные ружье и саблю и крикнул: «Ничего мне не надо, оставьте только это!»

Любовь к оружию, к рассказам о баталиях, ко всему, что относилось к войне и армии, сохранилась у него на всю жизнь.

«Марсовы потехи»

В день рождения, 30 мая 1683 года, когда исполнилось Петру одиннадцать лет, в подмосковном селе Воробьеве артиллерийский капитан Симон Зоммер впервые учинил перед ним «потешную огнестрельную стрельбу» из настоящих орудий. Зоммер был одним из первых иностранцев, с которыми судьба свела юного царя, и почти тотчас же Петр обратил внимание и на других иноземцев, живших, как и Зоммер, на берегах ручья Кукуй в Немецкой слободе.

Эта слобода располагалась неподалеку от села Преображенское, куда сразу же после стрелецкого бунта переехала Наталья Кирилловна со своими детьми, оставив Кремль, в котором утвердились ее враги – Милославские.

Здесь, в Преображенском, и начались военные игры Петра, вскоре переросшие из забавы в очень серьезное дело.

Военные игры привели к тому, что Петр объявил о создании потешного полка, и на его зов 30 ноября 1683 года первым явился сорокалетний придворный конюх Сергей Леонтьевич Бухвостов, вошедший в историю как первый солдат российской регулярной армии. Он прослужил до семидесяти лет, выйдя в отставку майором артиллерии. Петр так любил Бухвостова, что впоследствии приказал скульптору Бартоломео Растрелли-старшему сделать еще при жизни Сергея Леонтьевича его статую.

Однако не Бухвостову выпала на долю наибольшая известность, а тем более наибольшая удача: в особом, как тогда говорили, «кредите у Фортуны» оказался другой человек, сын другого дворцового конюха, тоже явившийся на зов Петра в потешный полк, – Александр Данилович Меншиков. Петр видел Меншикова в доме швейцарца Лефорта, где тот был «казачком» – мальчиком на посылках. Да и было ему в ту пору десять лет. Петр же был старше Меншикова всего на полтора года. А уже через три года тринадцатилетний Меншиков стал денщиком Петра, почти сразу же оказавшись и его любимцем. Сметливый, расторопный, веселый, смелый, с удовольствием разделявший все утехи своего государя, Меншиков вскоре стал «вторым я» юного царя, ни на час не отлучаясь от него и ловко угождая малейшим его прихотям. Случилось так, что юный царь не мог оставаться без своего любимца и часа, приказывая повсюду следовать за ним и оказываться под рукой в любую минуту.

Вокруг Петра очень быстро возник кружок его сверстников, а также шумная и веселая компания взрослых мужчин и женщин гораздо более зрелых, однако же готовых потакать сначала достаточно робким, а потом все более откровенным и наконец необузданно-распущенным вожделениям будущего российского самодержца. И в этом Меншиков был первым их сподвижником и не по годам ловким сводником, завзятым собутыльником и забавником-весельчаком.

Да и в «марсовых потехах», которые в это время составляли главное занятие и царя и его денщика, они были столь же неразлучны и единодушны, как и в прочих своих делах.