Начало пути

— При таком отце, сами понимаете, я живу как у Христа за пазухой, — сказала она. — Он души во мне не чает, и у меня есть все на свете, и раньше мне это нравилось. Я была очень довольна своей жизнью. А потом я начала встречаться с мужчинами, и отец стал относиться ко мне гораздо хуже, хотя впрямую скандалов не устраивал. Дошло до того, что иногда, занимаясь любовью у кого-нибудь на квартире или в машине на заднем сиденье, я начинаю думать, что поступаю нехорошо, и уже года два как я почти не получаю от этого удовольствия. Родители всегда так — вырастят нас, а потом воображают, будто мы их собственность.

— Но теперь-то, я надеюсь, вы получаете от этого удовольствие? — сказал я и ткнул соломинку в стакан воды со льдом. — Это я беспокоюсь не о себе, а о вас.

— Можете не беспокоиться, — сказала она.

— Не буду. Это ведь не моя забота, верно? А вот куда бы нам пойти?

Она понятия не имела, и тогда я предложил проехаться автобусом вдоль озера к Шильонскому замку и пошел трепаться про Бонивара и поэму Байрона, ей сразу загорелось ехать — она хоть и слыхала про все это, но удивилась и обрадовалась, что я тоже знаю, ей ведь, наверно, казалось, я заядлый контрабандист и только, откуда же мне все это знать. Я и впрямь ничего этого не знал, просто как раз сегодня утром прочел в путеводителе для туристов. Зато я как бы между делом рассказал про байроново жилье в Ньюстеде, и это все была чистая правда: совсем еще мальчишкой, а потом и постарше я ездил туда на автобусе — один раз с матерью, она навещала подругу в туберкулезном санатории неподалеку. Теперь нам было о чем поговорить, а скоро мы уже болтали в свое удовольствие и про всякое другое — сидели в автобусе, глазели на сверкавшее при каждом повороте озеро и нашептывали друг дружке всякие приятные пустячки. Под конец я уже не знал, о чем бы еще поговорить, и спросил, чего она желает от жизни, а она ответила: сама не знает.

— У меня всегда было все, что захочу, вот я и не привыкла ничего хотеть.

— Да уж наверняка вам хочется кой-чего такого, чего папаша не может дать.

— Лучше скажите, чего хотите вы, может, тогда я тоже что-нибудь вспомню. Наверно, я слишком счастлива, поэтому мне ничего не хочется.

— Или слишком несчастливы, — сказал я. Мне хотелось сбить ее с толку, так легче всего выудить из человека правду. Почему бы не пойти на такую уловку, я же в эту Полли нисколечко не влюблен.

— Может, вы думаете, я истеричка? Ничего подобного! — с вызовом бросила она. — Отец начал ходить к психоаналитику, а мне это ни к чему.

Я чуть не свалился со стула: это ж надо, знаменитый Клод Моггерхэнгер каждый вторник и четверг лежит на кушетке у психолекаря и выбалтывает свое прошлое! Но потом смешная сторона этого дела как-то слиняла, и мне даже стало не по себе.

— На что это ему?

Я предложил Полли сигарету, и она закурила.

— Наверно, для передышки, хочет провести время. Он вовсе не свихнулся, не думайте, ничего подобного. Просто не любит отставать от моды. Все Моггерхэнгеры такие.

— Даже вы?

— Ну, скажите, чего вы хотите от жизни, тогда я тоже скажу.

— Хочу, чтоб мне не приходилось задумываться, чего я хочу, — сказал я, стараясь не ударить лицом в грязь. — Хочу жить вовсю и не гадать, чем бы заняться да чего бы добиться. А ведь все только об этом и хлопочут. Всякому вынь да положь вон ту работу, или вот этот дом, или машину. Всяк загадывает: непременно буду главным — либо директором, либо управляющим. Всяк надеется заполучить то или это или приспичит ему жениться как раз на той женщине, которая, сразу видно, никак не про него. А получит человек все, чего добивался, — опять ему чего-то надо, а когда и хотеть больше нечего либо уж так выдохся — ничего и хотеть не может и сил не осталось добиваться, ну, тогда подворачивается несчастный случай или просто человек помирает — и все. Хотеть — это нас сам черт подуськивает. Вот мне и того хочется и этого, а через минуту глядишь — ничего мне не надо. Бывает, сам понимаю: не про меня это. безнадежное дело, а именно это мне и подавай, готов помереть — лишь бы добиться своего. Когда накатит жадность, мне надо всего сразу, так что я уж и сам не знаю, чего хочу, либо не знаю, с чего начать, и в конце концов так ни за что и не берусь. Вот меня и носит по ветру, как соломинку, а пока суд да дело, я просто живу, вот я все, и не так уж плохо живу, потому что стараюсь работать как можно меньше.

— Что-то не верится, что вы говорите правду. Я рассмеялся.

— Самому не верится. А все ж я стараюсь. Да только что это такое — правда? Может, вы мне скажете, тогда угощу вас птичьим молоком. Мне не понять, чего я хочу, покуда у меня этого не будет, — вот вам чистая правда, но от такой правды страх берет. Чаще всего мне охота получать каждый год несколько тысчонок, купить себе домик и жить без заботы и работы.

— Очень скромное желание, — сказала Полли. — Вы вполне можете его осуществить.

— Думаете, могу? — Я даже приободрился.

— По-моему, вы хотите очень немногого. Даже удивительно.

Вот тут я смутился и уже не очень понимал, что теперь говорить.