Начало пути

– Дядя Женя? – интересуюсь.

– А кто ещё? Сынуля его, что ли? – отвечает режимник.

– Ой! Что будет!

– Хорошего мало, – соглашается парторг. – Однако мы сигнализировали. Выговор по той же тематике у него был. Опять же товарищеский суд. Коллектив делал, что мог. Сказались недоработки контролирующих органов, не реагирующих на наши настойчивые сигналы.

Значит, вот какая позиция будет. Пожалуй, для отчима самая выигрышная.

– Вы вообще про что говорите? – взмолился дядя Володя.

– Батя, ты только не нервничай. Банка ртути с золотой амальгамой означает выделение золота из породы в сопоставимых объемах. Судя по всему, это остатки переработки. Ртути небось раза в три-четыре больше было. Пахнет килограммами золота. Следовательно, в особо крупном масштабе. Словом, жди комиссию.

– Вылетают первым рейсом, – подтвердил режимник. – Мы всю ночь работали, хвосты подчищали в бумагах.

– Хоть с тобой, Вовка, всё в порядке, – резюмировал парторг, – а то вообще дело труба было бы. У вас чисто? Сигнал был про самородок в породе.

Успеваю ответить первым:

– Не самородок. Просто красивый камешек. Я давно его девочке подарил.

– Это ты молодец. Главное, своевременно. Катьке, что ли?

– Ну… ей…

– Да ладно. Я так… Нет – и разговору нет. Проехали. Пошли, Вова, на работу, кое-что согласовать надо.

Не лучшее начало дня. Но в школу все-таки пошел. Чего дома сидеть? Юрка не появился, а кто-то из ребят сказал: «Дядю Женю Семенюка ночью в ментовскую приняли». Надеюсь, это только слухи. Потому как если приняли, значит, дело серьезней некуда. Видать, что-то накопали.

Пацан из восьмого класса подошел поговорить. Напряженный такой. Я вначале не понял, думал, еще что-то по золоту доложить хочет. Ан нет! Оказывается, новый парень Котёнка. Типа, желает перетереть ситуацию. Я ему сразу заявил:

– Мне бы твои заботы! Калина вчера застрелился, надо как-то решать с похоронами. С утра менты нашу квартиру шмонали, хранение оружия проверяли. К бате на работу комиссия из Питера с проверкой едет. У друга, Юрки Семенюка, отца за жабры взяли. Как ему помочь, не знаю. А ты и сам только о девках думаешь, и мне голову морочишь. Не до Котёнка сейчас. Забирай, не жалко. А объяснять ничего не надо, и так всё понятно. Любовь-морковь с томлением чувств в штанах. Хотя… Может, подраться хочешь? В принципе, могу после школы слегка морду набить. Героем в глазах девок будешь. Пусть Катька тебя пожалеет.

Парень в герои не захотел, чтобы Котёнок его жалела – тоже. Посмотрел с уважением и отошел. Другие пацаны зашушукались, типа, ни хрена сколько на Писаря навалилось. Девчата сочувствуют, дескать, нашла Катька время с Лёхой окончательно порвать. Не могла уж недельку-другую обождать, не добивать бывшего, ему и так сейчас непросто.

Жанка, когда сели за парту после перемены, на ушко нашептала: Котёнка девочки ругают, а меня жалеют. Главное, на ухо шепчет, а грудью к плечу прижалась, и ведь сама того не понимает, что за пазухой у нее побольше, чем у других девчонок в классе. А парень на это непроизвольно реагирует. Тем более если от нее так приятно духами пахнет и прядь волос щеку щекочет.

Дальше больше, видать, вчерашняя ночь была богата на неприятности. Прихожу на работу, докладывают: Максимка, горе-художник, которого за запой с трех работ разом выперли, вчера, по обыкновению, нажрался. На автомате пошел к себе в сторожку на дежурство. Видать, был пьянее обычного, сразу рухнул на топчан. Ладно печку не разжег, он дверь не прикрыл. Утром ему повезло… а может, наоборот… Утром мимо сторожки случайно проходили работяги. Увидели приоткрытую дверь, зашли. Смотрят, снега внутрь намело, а на топчане мужик спит. Они его, конечно, толканули:

– Не спи, замёрзнешь, дверь не закрыл.

Максимка проснулся, сел на топчане и просит:

– Мужики, дайте закурить!

Руки к ним тянет, а они белые, чуть не в инее. И не чувствует он их. Заснул одетым, но, понятно, рукавицы с рук сбросил. Кто в рукавицах спит? Работяги его поднимают, чтобы в больницу отвести, а ноги в портянках, но тоже поморожены. Он, как лёг, разулся. Валенки у кровати стоят. Один мужик рванул в порт за помощью, другой пострадавшего укутывать начал. Наши все знают, обмороженного отогревать надо умеючи. Особенно тяжёлые случаи. Словом, сейчас Максим в больничке. Решают, в Питер везти или что еще делать. По прогнозу, половину левой ступни отрезать надо и все пальцы на правой. С руками совсем беда. Про пальцы даже не вспоминают, пытаются хоть кисти сохранить. Сравнительно тепло было, потому за ночь не замёрз. Однако если бы утром люди не увидели, к обеду бы точно помер. Знаете что? По мне, лучше умереть, чем безруким жить. Ноги ладно, но хоть бы одна рука осталась рабочей. Жалко мужика не знаю как.