Начало пути

Его терзали душевные муки, и было очень муторно, вчера после того, как он понял, что убил трёх, пусть и плохих, но людей. Теперь же перед вот этими, ставшими такими дорогими людьми, пришло к нему и понимание.       Долг воина–защищать от зла, даже если при этом придётся и отнять чью-то жизнь, потому что при этом чьи-то жизни ты же и спасаешь.

Он вздохнул глубоко и поклонился в пояс своим, теперь уже боевым, товарищам.

–Большое спасибо тебе, Лука Мефодьич, и вам всем, люди добрые. За уважение такое и слова сердечные ко мне. Только не было бы победы той над ватагой разбойной, если бы не храбрость ваша и забота о каждом. Иначе посекли да замучили бы нас всех и каждого отдельно. А тебе, Лука Мефодьич, особо я благодарен, ибо жизнь ты мне в недавнем том бою спас не единожды, и от бугая прикрыв, и о стреле вражей предупредил вовремя.

Ещё особо я благодарен тятеньке, что так гонял меня все эти два года, как я осиротел. Не дал он мне впасть в тоску, а приучал к науке воинской денно и нощно, и тем меня, мыслю я, так же от смерти этой лютой спас.

Лука кхекнул привычно и промолвил: «Тяте твоему мы, похоже, все ноне должны, что сына смог такого воспитать,» –и, засмущавшись сказанного, развернулся и зашагал проверять волокуши для раненых.

Большой добычи и трофеев с разбойников не было. Собрали около пяти обычных топоров, две боевые секиры, пару рогатин с железными наконечниками, дубины, да штук семь копий, ну и, разумеется, ножи.

Основной же боевой трофей был у Мити. Два неплохих лесных лука со стрелами в колчанах, пара ножей, латанная, но крепкая кольчуга, небольшой, из простого железа, меч. А вот и венец всем трофеям–хорошая, из булатной стали, сабля, явно отменного мастера работа. Стоимость её перекрывала всё, что взяли на разбойных. Да и не только на разбойных. Стоила она больше всего того, что было с ними со всеми, на этой лесной поляне.

Элитное оружие ценилось дорого везде и во все времена.

Из ценных же вещей, считай, что вообще ничего не было. Вместе с пятью кунами атамана, всего собралось где-то всего около восьми кун.

Единогласно было решено отдать их на лечение и прокорм раненых. Доставить сейчас их в Новгород не было никакой возможности. Даже Вторак, как бы ни хорохорился, согласился, что уж лучше остаться живым на лечении, хотя и вдали от дома, чем тебя прикопают где-нибудь по дороге, да под кустом, сгоревшего от безжалостной огневицы.

Оставить договорились у местной бабульки, травницы из Крестцов, куда и возвратились вместе с ранеными. Благо, само погостье было рядом.

Избушка травницы, маленькая и вросшая наполовину в землю, ютилась на самом отшибе селища. Внутри она была вся завалена сеном. На полатях, на стенах, с потолочных жердин, всюду лежали и свисали травы, шкурки и какие-то коренья. А запах в ней самой стоял сенной и кислый.

Бабуля Агафья, да и как бабуля, зачастую и в 40 то лет тут бабушками считали, к весне обещала мужиков на ноги поставить. Это, конечно, если лихоманка не сломает, да огневица не сожжёт. Задатка на всё из пяти кун пока хватало. Остальные три обещали отдать по весне.

Попрощались со всеми с тяжким сердцем. Оставлять вдали никого не хотелось. Особенно же тяжело было близнецам. Они и на день-то не привыкли друг с другом расставаться, а тут такое…

Но другого выхода просто не было.

Перед самым уходом из Крестцов завёл старшина свою дружину на постоялый двор и крикнул хозяина.

Тот выскочил из избины со старшим сыном и с двумя, звероватого вида, здоровыми мужиками. У всех у них в руках были дубины, сам же хозяин держал за ручку широкую секиру. Выскочить-то они выскочили, да увидев, кто к ним пожаловал, как-то вот так сразу все и сжались. Да и было тут от чего.

На ихнем дворе уже стояли не те работяги плотники, что давеча напросились переночевать там, где только хозяин дозволит. Нет, стояла сбитая, в подтёках крови на кафтанах и штанах, да с боевым оружием в руках, дружина. У каждого в руке копье, другая покручивает острый топор или секиру. Самый же младший расположился поотдаль, на лук наложена стрела. С такими шутки плохи, положат на раз!

И хозяин постоялого двора, сделав как можно более масляное лицо, заблеял.

–Что хотят ясные соколы в моём бедном дворе, али приняли вас ранее с хулою да с обидою? Али накормили да обогрели плохо? Почто оружные-то такие да грозные ко мне зайти изволили?

Лука сделал долгую паузу, заставив всех напрячься. И глядя сурово, прямо в глаза, чеканно выдал рубленными фразами:

–После ночёвки на твоём подворье на нас напали разбойники! Убили наших попутчиков! Ранили моего человека! Мы их всех посекли! Но трое моих людей будут залечивать раны у здешней травницы. Если с ними тут, –и вся дружина Луки разом сделала полшага вперёд, –что-нибудь! –еще полшага, –случится! –и он сплюнул на землю загаженного двора.

–Знай! Мы придём по весне и тогда вырежем всех, от мала до велика. В том тебе моё слово!

Хозяин побледнел и снова заблеял:

–Да никак ты на меня, что удумал худого, старшина!? Да я что, злодей, что ли какой? Да я…

–Молчи!