Начало пути

— Грузинов… Иванов… Олещук… Мурзилин… Слыщенко…

Он захлопнул книжку. Что должны сейчас делать по распорядку дня бойцы? Оказалось, что бойцы ждут обеда. Учебных занятий сегодня не было. Они строили конюшню для транспортной роты. Есть ли свежая газета? И газеты не было. Ему оставалось одно — закурить. И он вынул кисет, наблюдая, как Молибога, с длинными, почти до колен, руками, неизвестно для чего ходил из угла в угол, топал огромными валенками, кряхтел и отдувался.

* * *

Труднее всего было с Баймагомбетовым.

Даже Молибога через неделю смирился и перестал называть Романцова на «ты». А вначале он притворно охал:

— Так ведь я, парень, старше тебя! Мне сорок стукнуло!

Но Романцов был непреклонен. Однажды он так гаркнул на него, что Молибога лишь сердито плюнул.

— Сатана! Чистый сатана!

И начал называть Романцова подчеркнуто вежливо: товарищ сержант. При этом он глядел куда-то в сторону и ехидно кривил толстые губы…

На другой день после прихода во взвод Романцов увидел, что бойцы идут умываться в шинелях. Он возмутился и приказал своим бойцам сиять не только шинели, но и гимнастерки.

— Здесь, товарищи, не детский дом! — сказал он упрямо.

Солдаты Романцова неохотно сняли одежду. На беду все это увидел лейтенант Матвеев, стоявший в дверях своей землянки.

— Кто приказал итти без гимнастерок?

— Сержант Романцов! — четко отрапортовал Романцов, поднося руку к шапке.

— Молодец! Объявляю тебе благодарность. Помкомвзвод, ко мне!

Старший сержант Голованов на цыпочках подбежал к лейтенанту.

После этого уже все бойцы взвода ходили умываться без гимнастерок. Потом Романцов, которому лейтенант, к тяжкой обиде Голованова, поручил проводить физзарядку, заставил их бегать по дороге. Через три дня они уже делали гимнастические упражнения.

Молибога шумно негодовал и плевался.

— Откуда только пригнали эту сатану? — кричал он, когда Романцова не было в землянке. — Навязался напашу шею!

— Стильный паренек, — сказал Клочков со своей обычной дерзкой улыбочкой, — фасон давит!

Помкомвзвод Голованов в таких случаях вынимал из кармана старую газету и прикидывался, что целиком поглощен чтением. Но и ему надоела эта воркотня. Он прошел кадровую службу. Чувство обиды на Романцова постепенно притупилось.

— Довольно! — рявкнул он и так стукнул кулаком по столу, что лампешка подскочила и потухла. — Если услышу еще одно слово о Романцове, наложу взыскание, — гневно пригрозил он. — Сержант Романцов прав абсолютно и безусловно. Окопные крысы!

— А он? — лукаво спросил Молибога, чиркая спичками.

— Он участвовал в боях по прорыву блокады. Был ранен под Дубровкой.

— Все же ордена нет, — заметил Грузинов.

— И у меня нет, — решительно ответил на это Голованов, — а я два раза ранен и не хвалюсь!

Ему было нелегко произнести эти слова…

Но в отделении Романцова был еще Тимур Баймагомбетов.

Тимур был похож на птицу, которая не успела улететь осенью на юг. Романцову казалось, что ему все время холодно. Он как-то неуверенно оглядывался на снег и вздрагивал. Прекрасные глаза его были печальны. Иногда ночью он вставал с нар и долго сидел у печки, кидая дрова в пламя. Романцов, делая вид, что спит, тревожно смотрел из-под опущенных ресниц на него и раздраженно думал: «Мимоза! У вас в Казахстане снега не бывает, что ли? Ты же не узбек. Погибну я с тобою».

Каждое утро ему приходилось ругаться с Баймагомбетовым. Тимур упорно отказывался итти к ручью.

— Начальник, — нараспев говорил он, — не пойду… Не хочу…

— Товарищ красноармеец, — ровно, тихо, с трудом пересиливая раздражение, говорил Романцов, — я приказываю вам итти к ручью. Вы — здоровый. Это притворство! Вы ни разу не простудились за зиму.

— Такова национальная окраска, — снисходительно объяснил Клочков.

Он всегда был чистенько одет, аккуратно заправлен. С ним Романцову было легко ладить. Приказы он выполнял быстро и расторопно.

Неожиданно, как это часто бывает в марте, — ударил мороз. Дневальный, надеясь на оттепель, запас с вечера мало дров. Бойцы проснулись в холодной землянке. Дверь и окна заросли инеем. Трудно было вставать и в одних нательных рубахах бежать в утреннем полумраке к ручью.

— Жили без физзарядки, — ворчал Молибога, наматывая портянки, — даже Лейтенант ничего не баял.

— Разговоры! — звонко прикрикнул Романцов, засучивая рукава рубашки.

Баймагомбетов продолжал лежать на нарах.

— Не пойду, начальник, не пойду. — заныл он.

— Встать! — сказал Романцов.

Тимур робко, умоляюще посмотрел на него.

— Встать! — повторил Романцов, взяв Тимура за плечо. — Я приказываю встать!

Глаза Тимура наполнились слезами.

— Пять нарядов вне очереди! — сказал Романцов и быстро отошел, задыхаясь от волнения.

* * *

Заместитель командира батальона по политической части капитан Шостак шел по полю к землянкам первой роты. Это был седой, но удивительно моложавый человек, бывший преподавателе истории в одной из ленинградских школ. У него была привычка при разговоре открывать рот и гладить ладонью подбородок. От этого он казался простодушным.