Начало пути

Не спала эту ночь и Глаша, и тоже плакала, только по другой причине. Степан, на которого в его красивой форме все эти дни заглядывались, как вдовы, так и девки, на нее по-прежнему не обращал ни малейшего внимания. А она так старалась ему услужить, специально стала чище одеваться, даже когда шла доить корову, нарочно попадалась ему на глаза… Все было тщетно, она для него не существовала.

12

Степан предупреждал, что, возможно, усть-бухтарминцев по прибытию не оставят как единое подразделение, а разбросают на пополнение других сотен – такое практиковалось в Партизанской дивизии. Иван этого очень не хотел, ибо среди записанных в сотню казаков были и те с кем он воевал в составе 9-го казачьего полка на германском фронте, подавлял киргизов, ходил в Персию. А потом те же казаки в Ташкенте не выдали его большевикам. На них в первую очередь он и собирался «опереться». Потому Иван и предложил брату вести сотню не через Усть-Каменогорск в Семипалатинск, а прямо в северное Семиречье, в Сергиополь, где, по словам Степана, располагался его Атаманский полк и непосредственно шло накапливание сил всей Партизанской дивизии. Туда можно было добраться коротким путем, перейдя Иртыш по льду несколько ниже станицы, далее пересечь невысокие отроги калбинского хребта и «Чертову долину», выйти на тракт Усть-Каменогорск-Кокпектинская и далее двигаться до станицы Кокпектинской, а оттуда рукой подать до Сергиополя. Эта дорога и короче и легче. С другой стороны, то было явное нарушение, так как всем добровольческим подразделениям предписывалось сначала прибывать на главную базу в Семипалатинск, где их доводили до ума и решали, что с ними делать. Но Степан знал точно, что основных сил дивизии и самого Анненкова в Семипалатинске уже нет, и если усть-бухтарминцы, да еще такая полнокровная сотня появится сразу на театре военных действий… это брату-атаману не может не понравится. Анненков любил тех, кто от войны не бегал, а стремились на нее – он сам был такой.

Тихону Никитичу план не понравился. С позиции своего возраста и опыта, он предложил не спеша добраться до Усть-Каменогорска, там отметиться у атамана отдела, после чего так же не спеша двигаться на Семипалатинск. При таком подходе, как ему казалось, можно протянуть время и избежать участия усть-бухтарминских казаков на первом этапе боевых действий в Семиречье. А дальше, может, и вообще всех этих боев удастся избежать, просидеть где-нибудь в тылу до конца войны. Степан со смехом возразил, что даже если сотня и не успеет к началу боевых действий в Семиречье, то на «тихое сидение» в Семипалатинске рассчитывать не стоит. Там ее, наверняка, если не на фронт, так в какой-нибудь карательный рейд отправят, потому как тамошние новоселы бунтуют часто. Это и решило спор – Иван предпочитал бой любой карательной операции и настоял на коротком пути.

За день до отправки сотни в дом к Решетниковым пришел бывший полчанин Игнатия Захаровича, Прокофий Никифоров. Поговорив для вида о том о сем, он вдруг смутился и просящим тоном обратился к сослуживцу:

– Игнаш… за ради Христа позволь с твоим Иваном потолковать по важному делу, касательно сына моего, Порфишки, – так было положено, говорить с сыном о важных делах можно было только с разрешения отца.

Получив дозволение, Никифоров тут же вышел из дома и стал дожидаться отсутсвующего Ивана на улице. Дождался, хоть и ждать пришлось довольно долго.

– Здравия желаю, господин сотник, – официально поприветствовал Ивана старый казак, едва увидел его возвращающегося после хлопотных дел по подготовке сотни к маршу.

– Здравствуй Прокофий Порфирич, какая нужда у тебя ко мне, – вежливо отвечал Иван.

– Иван Игнатьич… ты уж… Там Порфишка мой в сотню к тебе записался… Боюсь я за него, он ведь неук совсем, двадцать лет, даже до призывного возраста не дотягивает, а воевать рветси, не удержать. Здоровый бугай вымахал, а ума нет. Там в сотне то казаки все больше матерые, а он губошлеп. Боюсь пропадет. Ты уж, Христа ради, присмотри за ним, чтобы вперед в самое пекло не лез, или кого назначь из старших казаков присмотреть за им… А, Иван Игнатьич, Христом Богом прошу!

– Хорошо Прокофий Порфирич, я его при себе держать буду, Порфирия твоего, вестовым, так что не беспокойся, – поспешил успокоить старика Иван.

– Спасибо тебе Иван Игнатьич, Бога за тебя молить буду…