Начало пути

От Степана Иван узнал, что из его сотни в том бою погибло 36 человек, и почти столько же было ранено. Так что сотни не стало, а уцелевших разбросали по другим подразделениям. Степан сколько мог, взял земляков в свою сотню. Несмотря на награду и повышение в чине, чем дальше, тем сильнее Иван ощущал свою вину за случившееся, вину перед погибшими земляками и их семьями. Ведь получалось, что они погибли из-за него. Не прояви он этой инициативы, не возобладай в нем интуитивно, обострившаяся за время домашнего «простоя», жажда боевой деятельности, и они, во всяком случае большинство, остались бы живы. Хотя, это конечно не факт, сражение наверняка бы затянулось на дни, а то и на недели, и неизвестно, как бы там все повернулось. Эти рассуждения вроде бы немного успокаивали, но не надолго. Иван по мере того, как его состояние улучшалось, все больше общался с другими ранеными. Как в дивизии не существовало особых привилегий для офицеров, например у них не было тех же денщиков, так и в дивизионном госпитале не было разделений на офицерские и солдатские палаты, все лежали вместе. От соседей Иван также уяснил, что порядок в дивизии не только своеобразный, но и жестокий – жизнь человеческая ценилась здесь куда меньше, чем преданность атаману. Еще одну особенность анненковский войск осознал Иван – чины боевых полков, очень неприязненно относились к карателям из так называемого «отряда специального назначения» при контрразведке дивизии. Туда, как правило, стремились люди с криминальными склонностями. Об их садизме ходили легенды. Впрочем, казаки не столько жалели «мужиков», сколько переживали за свои, оставленные в станицах семьи – не дай Бог, туда придут красные. Правда у большинства была полная уверенность, что большевиков в конце концов разобьют, и им месть со стороны крестьян-новоселов не грозит. Но находились и сомневающиеся. Эти вспоминали, что из себя представляли многие генералы на германском фронте, опасались, что такие же встанут во главе белых армий за Уралом и загубят все дело, если, конечно, не найдутся такие командиры как их атаман.

В один из дней в госпиталь с легким ранением руки заявился Арапов. Увидев Ивана, он подсел к нему.

– Здорово… Слышал, слышал о твоих подвигах. Тебя, что в подъесаулы произвели?… Поздравляю, – блудливые глаза Васьки бегали по сторонам, словно чего-то искали и не могли найти.

– Ты лучше, чем меня поздравлять, за души наших земляков-одностаничников помолись, – хмуро ответил Иван.

– Ну, это тебе сподручнее. Не я их на смерть-то повел, – тут же наотмашь вдарил Васька.

– Ладно, чего ты тут? Иди своей дорогой, – не захотел больше разговаривать с однокашником Иван.

Но тот, напротив, был очень предрасположен к общению:

– Да ты, Вань, не серчай. Я ж все понимаю. Как говорит наш атаман, войны без потерь не бывает.

– Иван не ответил, и Васька, которого словно распирало «раскрыть душу», вдруг принялся рассказывать о себе: