Начало пути

Жалко мне стало, что он уезжает. Он увез с собой долю моего мужества, правда, кое-что осталось - хватило, чтоб позвонить в штаб-квартиру. Разговаривал я превесело, и Стэнли отвечал мне очень даже прекрасно. Хотел бы я притормозить, чтоб все неслось не так быстро, но это только навлекло бы на меня подозрение, значит, надо катить и дальше на полной скорости да глядеть в оба, как бы не свернуть себе шею. Капля пота на лбу может меня выдать, случайный пустяк, плохо зашнурованный башмак. Мне нельзя слишком худеть, не то они еще подумают: я трушу, ведь я играю с огнем.

Стэнли сказал - меня ждет обычное дело. Полечу послезавтра во второй половине дня, чтоб Коттапилли и Пиндарри успели улететь в Швейцарию. А потом неделю могу отдыхать. Я сказал, я буду у него в три, но Стэнли велел пообедать пораньше и приехать к двум: надо, мол, успеть нагрузиться.

- Я на все готов,- сказал я.- Похоже, нынче дела у фирмы первый класс.

- Наши клиенты нам доверяют,- сказал он со смешком и, еще не досмеявшись, повесил трубку.

В семь я перешел на другой берег Темзы и двинулся в берлогу Блэскина. Дверь отворила Пирл, и на ее мордочке не выразилось никакого удивления, а мордочка стала еще меньше прежнего - Пирл

коротко постриглась, лоб закрывала челка, и она уж совсем стала похожа на зверушку из телевизионного мультика.

Джилберт поднял на меня глаза.

- Какого черта вас принесло? Я думал, вы навсегда завязли в

этом грешном Ноттингеме. В последний раз мы ведь, кажется, виделись, когда вы сходили с поезда в этом городе? Не сказать, чтоб я много помнил. Я тогда изрядно напился.

На нем был халат цвета сливы, в пасти - сигарета. Розовый череп совсем лысый - седеть нечему, зато серая щетина на морде выдавала возраст.

- Садитесь, выпейте чего-нибудь.

- Вид у вас неважнецкий,- сказал я и сбросил пальто.

Пирл примостилась на ковре у его ног - того гляди, снимет с него шлепанцы и начнет целовать ему ноги. Но она только прижалась к ним щекой.

- Были кое-какие неурядицы,- признался он, запрокинул голову и выстрелил в потолок струей дыма.

- Джун?

- Она,- рассмеялся Джилберт.- Ненадолго ее хватило, оттого, верно, и сбежала с этим шарлатаном - поэтом Роном Делфом. Так или иначе, я от нее отделался.

- Бедный, бедный Джилберт,- сказала Пирл.- Он несколько дней не ел, я пришла, а он лежал у газовой плиты пьяный, плакал и пытался открыть краны.

Он дернулся и резко поднял ногой ее голову.

- Это все твои жалкие выдумки, лживая сука. Не пересочиняй мою жизнь на свой лад, не то вышвырну тебя из окна прямо в помойку.

- Это у вас так все время? - спросил я: думал, может, они перестанут лаяться.

- Только при вас и вообще при свидетелях. Джилберт улыбнулся.

- Когда мы одни, мы как два голубка, правда, лапочка?

- Да,- сказала Пирл и опять прижалась щекой к его туфле.

- Она хочет довести меня до сумасшедшего дома, но я сам ее доведу,- сказал Блэскии.

- Рад видеть, что вы так счастливы,- сказал я.- А как «История резни»?

- Паршиво. Написал пятьдесят страниц, а потом стал резать лимон и поранил палец. Ну и отложил все это. Опять взялся за роман. Идет отлично, ничего лучше я еще не создавал. Слава богу, что отделался от этой шлюхи Джун. Она переметнулась к Рону Делфу.

- У Джун ог него ребенок, в восемнадцать лет родила,- сказал я.- Может, они теперь поженятся.

Он прошелся к дверям и обратно.

- Она мне не говорила, чей это ребенок. Ну и ладно, еще одна с плеч долой.

- Не огорчайся,- пыталась его утешить Пирл.

Он налил себе лошадиную дозу виски, поднял стакан и посмотрел на свет,

- Моча. Разве что покрепче. От виски я только начинаю брюзжать, да и то ненадолго, правда, Пирл? Поди свари нам, бога ради, черного кофе.

Он залпом выпил виски. Пирл покачала головой и пошла варить кофе.

- Вы были во время войны в Ноттингеме, верно? - спросил я.

- Не давайте мне больше пить, Майкл.

- С чего это?

Он швырнул стакан об стену, тот разбился вдребезги.

- Сам себе не дам. А в Ноттингеме - да, был… солдатский поцелуй, который кончился триппером. Мы все туда рвались. Ноттингем был красой Англии. Наверно, он до сих пор такой, да?

Вошла Пирл и поставила у ног Джилберта поднос.

- Неужели у вас не сохранилось о нем никаких чистых, целомудренных воспоминаний?

- Я устал от мазохисток,- сказал Блэскин.- Но только таких женщин я и привлекаю. А когда у меня заводится женщина другого склада, мы без конца сражаемся на равных, а потом расстаемся.

- А детей у вас много? - спросил я.

- Ни одного, насколько мне известно. Забавно бы иметь двоих-гроих, я бы и их жизнь тоже поломал. И возненавидел бы себя еще сильней. Наверно, никто на свете так себя не ненавидит, как я. Оттого-то мне ничего больше и не оставалось, как засесть за романы. Надо ж было кому-то сбыть свою ненависть, а для этого лучше всего подходит огромное неразборчивое стадо - английская публика. Несколько тысяч читателей во всяком случае наберется, а это лучше, чем ничего. Ух, как же я себя ненавижу, я даже не личность - у меня только и есть что роман в душе, а в руке то, чему положено быть между ног. Пирл знай себе записывает, а кофе пока стынет.