Начало пути

Сантилли мгновение смотрел на отца и мертвого брата, потом развернулся и изо всех сил побежал в свои комнаты, скользя на поворотах. Сердце стучало, как бешеное, а в душе еще теплилась безумная надежда, что жена жива, укрывшись за толстыми дверями. Может, просто ранена. Это не страшно, это поправимо. Ведь так? В коридоре было пугающе тихо, только единственный догорающий факел одиноко потрескивал на стене. Герцог на ходу выдернул его из кольца и через разбитый в щепки вход вбежал во внутрь. Под ногами зачавкал мокрый ковер.

Мир разом потускнел, потерял краски, оставив лишь тусклый серый цвет, а сердце, гулко стукнув, резко остановилось. Стало ватно тихо. Все звуки разом пропали, оставив лишь звук капающей воды. Капли равномерно падали на пол, отсчитывая уходящие, уже никому не нужные мгновения. Нехорошая тишина обволокла плотным покрывалом, лишая воздуха, отрезая от солнца, от недолгого счастья, от жизни.

Санти остановился и как во сне оглянулся вокруг. Медленно прошел глазами по густо забрызганной кровью стене, по порванному окровавленному пологу залитой красным кровати. Трудно было поверить, что в маленьком теле жены ее могло быть столько!

Герцог обо что-то споткнулся, наклонился и поднял с пола руку жены. Потом бездумно воткнул факел в кольцо на стене и достал из комода покрывало. Он хотел скинуть окровавленное постельное белье, но обнаружил, что что-то ему мешает. Опустил глаза и с недоумением рассмотрел то, что держал, не понимая, как это оказалось у него. Потом вспомнил и бережно положил страшную ношу в сторону, убрал испачканную простынь и постелил чистое покрывало. На нем тут же стали проступать красные пятна.

Двигаясь заторможено, как в кошмарном сне, герцог тщательно собрал останки Скиале, которые были разбросаны по всей спальне. Последней Сантилли нашел голову, которая закатилась под стол. На когда-то красивом лице любимой застыла предсмертная мука, глаза были широко открыты. Он осторожно, боясь потревожить, закрыл их.

Живот жены вскрыли ножом, нерожденного ребенка со всего размаху ударили о стену и бросили сломанной куклой на пол. Герцог бережно взял маленькое тельце и положил рядом с тем, что осталось от матери.

Когда Шали вбежал в разоренную спальню, то застал друга, покрытого кровью с головы до ног стоящим посреди комнаты. Он сосредоточенно оглядывался вокруг, словно что-то искал.

— Шали, посмотри, я все собрал? — спокойно спросил герцог.

И этот какой-то отрешенный деловой голос напугал дэма до смерти. Если бы Сантилли бился в истерике или бушевал бы от ярости, он бы знал, как его успокоить. Но это неестественное сосредоточенное спокойствие…

Дэм по инерции осмотрелся вокруг, увидел останки Скиале, сложенные на покрывале, и ему, бывалому воину, стало очень плохо. Ашурт не стал ждать, когда графа перестанет рвать, и обошел с факелом всю комнату. Потом вернул его на место и стал заворачивать покрывало. Кое-как отдышавшийся Шали стал помогать ему, стараясь не смотреть на то, что осталось от некогда красивой и немного застенчивой девушки.

Графа сильно мутило, и он не понимал, как герцог, еще совсем мальчишка, выдерживает это страшное напряжение. Вдвоем они вынесли кровавый сверток из ставшей мертвой и пустой комнаты. И только потом, при свете факелов, Шали увидел, что друг поседел: белым выкрасило виски, протянув густые светлые нити в каштановых волосах.

На время похорон Сантилли будто весь заледенел. Ни слезинки, ни даже отблеска горя в глазах не было. Спокойный, собранный, подтянутый, он вызывал удивленное недоумение у тех, кто съезжался на похороны. От герцога ждали хоть какого-то проявления горя. Но он без лишних слов и суеты все сам организовал и подготовил, безразлично выслушивал слова соболезнования, ставя собеседника в тупик своим поведением. И как только догорели погребальные костры, он собрал свою дружину и уехал, ни с кем не попрощавшись.

С этого времени вяло текущая война перешла в новую стадию. И раньше были стычки между домами, во время которых подчас вырезались целые семьи. Но то, что делал герцог Дэ Гра, не поддавалось описанию.

Набеги его были быстрыми, дерзкими, даже наглыми. Сантилли проявил недюжинную фантазию, ни разу не повторившись. Где и когда он появится в следующий раз, предугадать было невозможно. Он вырезал всех ийет подчистую с какой-то изощренной жестокостью, не щадил даже детей и стариков. Убивал с наслаждением и удовольствием, часто просто голыми руками вырывая сердце или отрывая голову. Просто так, мимоходом, не слушая призывов о пощаде и милости.

Его стали бояться, рассказывая страшные истории по ночам, пугали им детей. Герцог не обращал на это внимания, кажется, даже не замечал. Во время очередного нападения, когда после короткого жестокого боя с защитниками было покончено, он приказал распять стрелами на воротах еще живую молодую жену хозяина замка. Отойдя в сторону, оглядел сделанное и пренебрежительно усмехнулся. Шали, уже сидевший в седле, мрачно посмотрел на него и сказал:

— Сейчас ты как никогда похож на своего бывшего хозяина.