Начало пути - Игва

— Да! — сказал мой новый товарищ, но прозвучало это как–то тихо и неубедительно, а потом он завалился на бок.

Я перевёл взгляд с его бледного лица и заметил кровь на его правом плече, чуть пониже и сбоку от шеи. Кровь пульсировала из раны, заливая грудь.

— Бери п..прибор…и б..беги… — сказал Василий, из последних сил протягивая мне дрожащими руками свёрток.

*** Неизвестное место и время. Игорь и Василий ***

Знахарка Марфа была одинокой женщиной, неплохо сохранившейся, возрастом примерно сорока с лишним лет, симпатичная, но уже с первыми признаками возрастной полноты. Лицо опрятное, доброе, что удивительно — без морщин. Густые каштановые волосы она содержала в чистоте, но возраст уже брал своё, поэтому они не блестели. Карие глаза сидели широко, но это их не портило, поскольку они были большие и выразительные, а густые чёрные ресницы оттеняли их, как мягкий бархат оттеняет красивые пуговицы. Длинный узкий нос был чуточку загнут книзу.

Всё вместе создавало у меня впечатление о ней, как о мудрой женщине–сове.

Травница осмотрела Васькину рану, оценила всю серьёзность ситуации и прогнала всех посторонних. Меня тоже хотела прогнать, но я наотрез отказался покидать раненого товарища.

Когда Марфа стала читать заговоры, я чуть было не взбеленился. Стал требовать таблетки и антибиотики. Марфа посмотрела на меня своими «совиными» глазами как на дикаря и я, тяжело вздохнув, умерив своё негодование, стал смиренно просить для Василия настойки, лечебные мази и притирания. Тут Марфа, моргнув карими глазами, понимающе кивнула и отправилась в погреб, стуча деревянными подошвами об пятки. Через минуту, закатав рукава рубахи, она со знанием дела обработала раны какой–то сомнительной жижей. А потом влила ему в рот настойку и просила меня помочь, когда пациент застонал и заворочался.

Пока она занималась делом, я волновался за Василия и поглядывал на Марфу. Одета она была по местной моде, то есть в длинную серую рубаху из грубой ткани. Скорее всего, рубаха когда–то была светлее и чище, но от многократного использования и неумелой стирки она немного истёрлась и посерела.

Наконец она закончила все процедуры и сказала:

— Надо бы заговоры нашептать…

— Не надо! — возразил я. — Давай лучше раны зашьём!

Её брови поползли вверх, и я понял, что это искусство ей не известно. Мне стало жаль парня, ведь если его не заштопать, то он не оправится от ранения. Умрёт от потери крови. И сколько ты к ранам подорожник не прикладывай, а без нитки с иголкой не обойтись.

Марфа удивилась моей просьбе, но нитку с иголкой принесла. Причём и этот предмет тоже оказался необычным. Игла была костяной, она выглядела огромной, и я уже начал сомневаться в том, что мне удастся зашить этим артефактом раны, но поскольку выбора у меня не было, то пришлось удовольствоваться тем, что мне дали.

Пока мы готовились, я успел перекинуться с хозяйкой несколькими фразами, и понял, что это была самая маленькая из тех иголок, которые были в распоряжении знахарки, а кроме того, она же была единственной.

Я потребовал вскипятить воды, затем бросил костяную иглу в кипяток, отчего Марфа на меня накричала, но всё же позволила мне довести дело до конца. Зашивая раны Василия, мои руки лишь немного дрожали, и дело тут было в том, что сил на эмоции уже не осталось.

Швы получились ужасно неровными, грубыми от ниток, но Марфа одобрительно похлопала меня по плечу, и пригласила меня за стол. Знахарка была довольна, я даже заметил, что она посматривает на меня с уважением. Предложение разделить с хозяйкой пищу я встретил радостным согласием, поскольку бутеры я прикончил уже давно, а мой молодой организм требовал новых калорий.

На стол Марфа выставила варёную репу, свежие большие листья безвкусной зелени и кашу с какой–то шелухой. Еда на вкус была отвратной, но выбирать не приходилось. Едва поев, я завалился спать прямо на лавке. Проснулся я уже ближе к вечеру, почему–то на земляном полу рядом с лавкой, зато накрытый старым одеялом. Марфа хлопотала возле моего раненого товарища.

— Как он? — спросил я знахарку, растирая ноющие мышцы спины и рук.

— Плохо дело! — она посмотрела на меня с сожалением, заправила выбившуюся прядку русых волос под платок на голове.

Я посмотрел на своего товарища, который всё так же тихо и неподвижно лежал на кровати. Он был бледным, черты лица заострились, а под глазами проступили чёрные круги. При этом на его щеках появился какой–то нездоровый румянец. Я перевёл взгляд на знахарку, и ждал, наблюдая за ней. Тогда она решила пояснить мне свои опасения:

— У друга твоего жар начинается! Боюсь, как бы тот жар не выпил из него последние остатки жизни.

— Но ты же знахарка, Марфа! Должны же у тебя быть жаропонижающие средства!