Превратившись в грязное чудо-юдо, я прильнул к стволу и, наконец-то, рассмотрел, что происходит. На небольшом клочке пространства, вокруг которого полукругом теснились невысокие деревянные избушки, казалось, собралось всё население деревни. Мужчины и женщины в расцвете сил, дряхлые старики и старухи сидели в мокрой грязи в коленопреклонённых позах и, согнувшись, подставляли спины ливню. Они что-то бормотали себе под нос, монотонно кланялись и осеняли себя очень знакомыми знаками в виде прочерченной в воздухе восьмёрки. Их было человек пятьдесят, не меньше. И все они раболепно сцепляли ладони и смотрели в глаза тому, кто смело стоял перед ними, кто не боялся дождя и активно махал предметом похожим на кадило. Плотный белый дым огромным облаком накрывал толпу и даже капли дождя не могли его рассеять.
Я утёр воду с лица, прищурился и попытался внимательнее рассмотреть того, кто машет кадилом. Его одежды отличались от одежд, которые носили жители деревни. Он был похож на старейшину Элестина, когда тот проводил обряд, обручив меня с Дейдрой. Этот выглядел так же. Белая-белая мантия, которая под воздействием дождя превратилась в мокрую-мокрую, спускалась до самых ступней и скрывала обувь. Такой же белый и такой же мокрый монашеский клобук, расшитый золотыми нитями, закрывал голову до самых глаз, но оставлял открытым мрачное, тщательно выбритое лицо и нос с горбинкой, выглядевший весьма странно. Слишком тонко. Казалось, ноздри были зажаты прищепкой, отчего пронзительный громкий голос звучал на удивление гнусаво.
— Кротость, смирение, послушание — это дар, позволяющий смертным познать сущность триединого Бога! — не переставая размахивать кадилом, прогундосил он. — Мы не должны противиться воле божьей! Мы должны подчиниться ей! Мы должны исполнять указания его наместников!… Отбросьте гордыню! Будьте добродетельны и покорны! Будьте смиренны, как того требует ОН! Смиритесь с его волей, которую до вас доносят мои уста! Не противьтесь неизбежному! И он встретит всех вас с распростёртыми объятиями, когда придёт время держать ответ за деяния мирские! Смиритесь с его требованиями, которые озвучиваю я — его наместник! Подчинитесь моей воле, а значит — воле Бога!
По обе стороны от гнусавого прохаживались двое молодых парней в промокших кожаных одеждах. Оба были высоки ростом, держали в руках самые натуральные мечи, а лица их кривились в надменных усмешках. Словно наркоманы, наглотавшиеся дыма, они улыбались и издевались над коленопреклонёнными жителями. Хватали за растрёпанные волосы ближайших, смеялись им в лицо. Затем это лицо окунали в грязь и отпускали. А когда очередной бедолага начинал корчится и в страхе отползал, пенделем придавали ускорение.
— Что за хрень здесь происходит? — прошептал я и перевёл взгляд на того кабана, который тащил упирающегося мальчонку к стоявшей в отдалении повозке. Он волок его, абсолютно не церемонясь. Словно это был не живой человек, не ребёнок, а мешок с мясом и костями.
У самых ворот деревни я рассмотрел повозку и виде металлической клетки, которая была запряжена двойкой самых обычных гнедых лошадей. Рядом с лошадьми стоял немного растерянный седовласый мужик, держал их под уздцы и похлопывал по мордам, успокаивая. В самой клетке бесновались и истерично рыдали дети. Их было шестеро и каждому на вид немногим больше десяти лет. Самый старший — почти подросток — забился в металлический угол и с ужасом смотрел по сторонам. А те, кто помоложе, не сдерживали эмоций. Рыдали навзрыд, звали маму, звали папу. Просили помощи, которая никак не приходила.
Надрывные детские крики заставили моё сердце забиться сильнее. Я пребывал в полнейшем шоке, а потому несколько секунд не мог прийти в себя. Я, кажется, начал понимать, что за зрелище разворачивается перед моими глазами. Но оно было настолько диким, настолько фантасмагоричным, что изнеженный ум жителя Земли 21-го века отказывался в это верить.
Здоровяк подтащил мальца к повозке, одним движением зашвырнул его внутрь и, не обращая ни малейшего внимания на детские причитания, запер клетку на засов. Замахнулся кулаком на детей и прикрикнул, чтобы даже не пытались выбраться. Иначе им не поздоровится. Затем отошёл в сторону и успокаивающе погладил одну за другой трёх чёрных лошадок, привязанных к забору.
Распахнулась дверь самой большой избы, ступеньки которой выводили прямо на местную площадь, и оттуда кубарем выкатился седобородый дед. За ним спустился крепкий мужик, одетый в добротные кожаные доспехи со стальными пластинами на груди. Мужик ступил на грязную землю и с ходу всадил в рёбра старика носок башмака.
— Где остальные!? — злобно закричал он, когда старик согнулся пополам. — Не ври мне, старый пень! Я знаю, ты врёшь! Где ещё трое!? Где вы их прячете!?
Под одобрительный смех тех двоих, что стояли в плотном дымном облаке, он принялся обрабатывать бедного дедка ногами до тех пор, пока тот не отключился. Тело расслабилось, а седая голова безвольно опала на мокрую грязь.