Софья и ее бояре убедились – справиться с бунтом не так-то просто. Убедились и в том, насколько ненадежны остальные братья покойного государя. Возобновили переговоры. Увещевать Юрия поехал сам митрополит. При этом князь вознамерился пустить пыль в глаза, попугать Москву многочисленным воинством. Велел собрать галичских крестьян, ремесленников, раздал им оружие, построил возле города. Но Фотий раскусил уловку и поддел его: «Сыне Юрий! Никогда я не видел столько серьмяжников». Хотя найти общий язык оказалось невозможно. «Сыне Юрий» уперся, примирение с племянником отвергал. Слово за слово распалился, выплеснулись оскорбления на митрополита. Тот собрался и уехал, не благословив Галич.
Однако в городе обнаружилась смертоносная черная оспа. Юрий переполошился, воспринял ее как явный знак Божьего гнева. Догнал Фотия, просил прощения. Беседу-то продолжили, но Божий гнев князь относил только к собственной грубости. Претензии на власть по-прежнему считал законными и не уступал. Условились лишь о том, чтобы не воевать и не лить христианскую кровь. Москва обязалась не трогать Юрия, а он обещал не предпринимать попыток захватить престол силой, но оставлял за собой право судиться в Орде.
Что ж, Софья Витовтовна и московские бояре согласились. Подобный выход тоже выглядел законным, в духе старых традиций. На деле же в ближайшем будущем ни о каком суде не могло быть речи. Татарские ханы все еще резались между собой и выясняли, кто из них настоящий. А на Руси всколыхнувшуюся было усобицу заслонили свалившиеся на нее бедствия. Какая там усобица, какая борьба за власть! Вспышка оспы в Галиче была не единичной. Стали вымирать целые улицы в Переславле, Ярославле, Твери, Дмитрове. Люди пытались защищаться крестными ходами, горьким дымом можжевельника, перекрывали дороги, не пуская приезжих в свои города. Снова заговорили, что наступает конец света. Вроде, все признаки были налицо – глады, моры… Не заставили себя ждать и нашествия иноплеменных.
Витовт выступал любезным другом до тех пор, пока его зять твердой рукой был способен и осадить литовцев, и помочь им. Теперь в Москве сидели ребенок и его мать, престол под ними шатался. А Витовт стал официальным опекуном великого князя! От него зависело, удержится ли внук в кремлевском дворце! В общем, пустили козла в огород. Литовский государь сразу отбросил клятвы и договоры с Василием I. Обстоятельства переменились, зачем же их соблюдать? Эх, с каким удовольствием он вспомнил молодость, возбудился давними, уже похороненными надеждами!
Псковичам он предъявил обвинение, что они 9 лет назад помирились с крестоносцами, его врагами. Правда, Витовт и сам успел с ними помириться, но какая разница? Армию он собрал огромную – кроме литовцев, позвал союзную татарскую орду хана Улу-Мухаммеда, валахов, отряды чехов, в 1326 г. эта лавина ворвалась на Псковщину. Но на пути врагов встала крепость Опочка, крошечная, с деревянными стенами. Защитники придумали ловушку, перекинули через ров ложный мост на веревках, а под ним набили острые колья. На стенах людей не было, ворота открыты. Литовцы сочли, что крепость брошена, хлынули к ней. Тут-то горожане подрезали веревки. Воины посыпались вниз, напарывались, умирали в муках. Некоторых неприятелей захватили в плен, и тут же, на стенах предавали смерти.
Но именно жестокость смутила Витовта. Псковичи показывали, что не рассчитывают на пощаду, будут драться до конца. А за Опочкой литовцев ждало еще много крепостей, куда более сильных. Литовский государь понял, что завязнет здесь, и победы обойдутся слишком дорого. Он приказал снять осаду. Но захватчики не смогли даже спокойно уйти. Разразилась буря, да такая страшная, что матерые бойцы, прошедшие огонь и воду, рыдали как дети, бросали оружие, разбегались. Сам Витовт, обхватив столб шатра, в ужасе вопил: «Господи, помилуй!» Армия откатилась в полном беспорядке. Но… оживились те самые немцы, мир с которыми стал поводом для нападения Витовта. «Король Московский и император Русский», заставивший их заключить мир, умер. Почему бы не испробовать соседей на прочность? На Псковщине появились шайки крестоносцев, запылали деревни, заголосили бабы и дети, попавшие в плен.
Новгородские «золотые пояса» по-своему оценили перемены в Москве. Напрочь отбились от рук, и к призывам псковичей остались равнодушны – дескать, выкручивайтесь как знаете. Не было и подмоги от великого князя. Разве он мог спорить с Витовтом, опекуном и покровителем? Софье с сыном приходилось озираться на все стороны. Дядя Юрий сидел в Галиче, и соратники, поднимая чары за его здоровье, льстиво именовали его великим князем. Регентша вынуждена была заигрывать и с другими дядями. Попечением великой княгини Софьи был составлен новый судебник, удельным князьям предоставляли куда большие права и власть, чем они имели раньше [73].