Начало России

В городском соборе он совершил особый обряд, взял Ивана и Юрия «под епитрахиль». Вместе с Ряполовскими повез княжичей в Переславль, где находился новый великий князь. Он облобызал племянников, изобразил слезы умиления, чествовал гостей пирами. Бояре присягнули служить ему. Подразумевалось, что раздоры кончились. А на третий день посреди пирушек любвеобильный дядюшка распорядился отослать детей к отцу в Углич. Но они не должны были встретиться. Шемяка отдал тайный приказ по дороге утопить их «в реце Волзе, в мехи зашивши». Хотя он явно недооценил Иону. Епископ заподозрил неладное, вызвался провожать княжичей. Убийство пришлось отменить. Но клятвы отпустить узников и предоставить удел великий князь предпочел забыть. Сыновья всего лишь попали в заключение вместе с родителями.

И все-таки узурпатору не суждено было почить на лаврах. Способствовал этому он сам. Слишком спешил обогатиться, а способ нашел простейший – притягивать к суду и разорять зажиточных хозяев. Не зря Шемякин суд вошел в поговорку. Кроме того, новый государь велел собирать московские деньги и перечеканивать, а при этом жульничал, уменьшил вес серебра в монетах. Подчиненные не уступали князю: раз уж повезло, дорвались до власти, как руки не погреть? Подати не уменьшились. Суммы, предназначенные для выплат татарам, собирались теперь для Шемяки, а чиновники старались и для себя. Но и многие участники заговора очутились у разбитого корыта. Татарских наместников из городов и волостей выпроводили, а освободившиеся места все равно не достались прежним владельцам, их расхватали угличские и галичские бояре.

Шемяка по-прежнему дорожил союзом с внуками Кирдяпы, расплатился с ними обещанными Суздалем, Нижним Новгородом, Городцом, Вяткой. Князья-бродяги, впервые в жизни получив собственное княжество, принялись перекраивать его по-своему. Отбирали вотчины, принадлежавшие москвичам, хозяев выгоняли вон. Повыгоняли и московских чиновников, вознамерились править совершенно независимо. Шемяка безалаберно махнул рукой на отделение восточных областей, считал, что дружба с Кирдяпичами важнее. Постарался укрепить дружбу и с Новгородом, отправил туда «поклонщиков». Они поклонились республике не только спинами, но и возвращением всех «вольностей», от которых ее заставили отказаться московские государи. Новгородцам подобный поклон понравился, избрали Шемяку своим князем.

Хотя этот шаг напрочь перечеркнул его альянс с Борисом Тверским. Борис-то раскатывал губы, что при разделе пирога Новгород достанется ему. А по разным городам люди чувствовали – они получили отнюдь не подарок. Сравнивали, вспоминали – ведь при Василии Васильевиче было лучше. Совсем не гладко, трудно, а все равно лучше. Был порядок, а сейчас он рушился… Шемяка надеялся обрести опору в лице Церкви, постарался исполнить обещание Ионе сделать его митрополитом. Поселил в Москве в митрополичьих палатах, отдал под его управление церковные структуры. Но и эти расчеты обернулись не в пользу великого князя.

Рядом с его палатами возник второй центр власти, духовный. Теперь Иона постоянно приходил во дворец, на заседения князей и бояр. Человеком он был принципиальным, не лебезил, откровенно укорял Шемяку в клятвопреступлении: «Ты ввел меня во грех… Бог накажет тебя, если не выпустишь великого князя и не дашь ему обещанного удела». А нарушение клятвы великим князем делало недействительной присягу его вассалов. Ряполовские убедились, что их обманули, и задумали силой освободить Василия П. К ним присединились воеводы Стрига Оболенский, Ощера, несколько сотен детей боярских. Выступили к Угличу, надеялись внезапно налететь на город. Но Шемяке донесли, он выслал погоню. Ряполовские и их соратники взялись за сабли, в жаркой схватке разгромили отряд. Однако стало ясно, что неожиданно нагрянуть в Углич уже не получится, и они повернули в Литву.

Для узурпатора их заговор стал крайне тревожным сигналом. За первой ласточкой появятся другие. Шемяка ласкал и лелеял Ивана Можайского, в самом деле предоставил ему властвовать с собой – а то как бы не предал. Два князя попытались еще раз подольститься к Церкви. Созвали Освященный собор, попросили епископов обсудить, как возвести Иону в митропольчье достоинство. Но до канонических вопросов дело не дошло. Епископы привозили отовсюду неутешительные сведения – народ волнуется. А Иона даже слышать не желал о своем посвящении в сан. Упрямо повторял: сперва надо исполнить обет, освободить Василия.