Начало России

Впрочем, боярство начало заноситься и в самой Москве. Оно складывалось при св. Данииле и Калите. К ним на службу перебиралась киевская, черниговская, смоленская, тверская знать. Князья возвышали достойных, жаловали землями, деревнями. Бояре набирали вес, а их дети уже пытались выступать самостоятельной силой. Например, Протасий Вельяминов был ближним боярином Калиты, московским тысяцким. Это была первостепенная должность – столичный градоначальник и судья, он представлял перед великим князем всех москвичей, руководил ополчением. После Протасия тысяцким стал его сын Василий, ходил первым советником у Семена Гордого, даже породнился с великим князем. В 1345 г. на его дочери Александре женился брат Семена Иван Красный.

На столь выгодной должности Вельяминов близко сошелся с ордынскими и генуэзскими купцами, участвовал в их делах, предоставлял льготы. Они тоже не обижали высокопоставленного партнера, в кубышку тысяцкого текли золотые ручейки. Правда, страдали русские купцы, но кто посмеет спорить с самим тысяцким, государевым родственником? Василий начал считать себя чуть ли не вторым великим князем, распоряжался на Москве единолично. Завершая земную жизнь, передал свой пост и полезные связи старшему из детей, Василию Васильевичу.

Но до Семена Гордого дошли жалобы на махинации Вельяминовых, да и их амбиции раздражали великого князя. Он показал семейству, что должность тысяцкого отнюдь не наследственная, передал ее Алексею Босоволкову по прозвищу Хвост. Не тут-то было! У нового доверенного боярина нашлось множество врагов, подмечали каждое его прегрешение. Густо доливали клеветы. До того накрутили государя, что он возвратил высокий пост Василию Вельяминову, а Босоволкова отстранил и даже приказал братьям, чтобы вообще не принимали на службу ни его, ни его детей.

А главной заботой московского правительства стала литовская угроза. Ольгерд Гедиминович настойчиво распространял свое владычество на восток. Смоленские князья сочли, что смогут избавиться от ордынской дани, если вступят в союз с Литвой. О, им охотно распахнули объятия. Но теперь Смоленск боялся, что татары отомстят. Чтобы литовцы поддержали, не бросили в беде, приходилось подлаживаться к ним, княжество попало в полную зависимость от союзников.

Поддержка и впрямь была не лишней. Ситуацией решил воспользоваться брянский князь Глеб Святославович. Помчался к хану, взялся отобрать Смоленск, а за это выпросил ярлык на него. Но в Брянске народ и без того был недоволен Глебом. А война со смолянами, присланные князю отряды татар, их грабежи и насилия подлили масла в огонь. В Брянск как раз приехал митрополит, но люди не постеснялись его присутствием, взбунтовались и убили Глеба. Его наследники все-таки сунулись побороться за Смоленск, но вмешался Ольгерд, разметал брянские дружины, князья очутились в плену, а Брянское княжество досталось победителю.

Открыто нападать на Московское государство он остерегался. За своих данников могла вступиться Орда. А литовцы испробовали на себе ураганные набеги татарской конницы, война обернулась бы неисчислимыми убытками. Но Ольгерд не оставлял попыток ущипнуть русские земли. Пробовал осаждать Можайск – как бы желая возвратить его смоленскому князю. С Новгородом и Псковом он вел политику кнута и пряника. Манил местных бояр передаться под его владычество, обещал защиту, но и подхлестывал вторжениями и опустошительными набегами.

Литовский государь забросил удочки и в Тверь, женился на дочке склочной Настасьи Ульяне, сестре четверых князей Александровичей. Поддакивал, что владеть княжеством должны они, а не их дядя Василий Кашинский. В общем, исподволь, без большой войны, силился отрывать от Руси кусок за куском. Ольгерд, как и его отец Гедимин, вел себя достаточно мудро. В присоединенных русских областях сохранялись прежние обычаи и порядки, только князей заменяли литовцы. Православие Ольгерд не задевал.

Сам он вместе с ядром литовских воинов оставался язычником, приносил жертвы перед идолом Перкунаса в заповедных лесных капищах. Но к религиозным вопросам относился чисто прагматически. Всем сыновьям от первого брака позволил креститься. Ведь львиную долю его подданных составляли русские. Единоверцам было удобнее править ими, а другие русские легче подчинятся единоверцам. Лишь одно не давало покоя Ольгерду, митрополия в Москве. Он прекрасно осознавал силу и авторитет духовной власти. Получалось, что священники в его государстве тоже подчиняются Москве, его подданные вольно или невольно почитают центром Руси Москву. Митрополия сдерживала и тех, кто мог отделиться от Москвы.