а перейдем прямо к известиям греко-римских писателей о роксоланах. По нашему мнению, не может быть никакого сомнения в том, что рось, или русь, и роксоланы – это одно и то же название, один и тот же народ. Роксоланы иначе выговаривалось россаланы (как поляки вместо саксы говорят сасы; подобным образом Полесье в латинской передаче обратилось в Polexia, например в булле папы Александра IV). Это название сложное, вроде тавроскифы, кельтиберы и т. п. Оно означает алан, живших по реке Роке (Аракс) или Рос. Впервые под этим именем они выступают в начале I века до Р. X., именно в их войне с Митридатом Понтийским (по Страбону и Плинию). Тацит называет их народом сарматским. Жилища их греко-римские писатели помещают около Черного и Азовского морей между Доном и Днепром. Впоследствии они (то есть некоторые их ветви) встречаются западнее и своими набегами беспокоят римские области на Дунае. Во время войн Траяна с даками сарматы-роксоланы принимают участие в этих войнах и некоторое время являются союзниками даков. Покорив Дакию, римляне, по-видимому, отбросили роксолан снова к берегам Днестра и Днепра. По поводу войн с Траяном мы позволим себе следующее сближение. Аммиан Марцелин, сообщая некоторые черты о сарматах, говорит, что они были вооружены длинными копьями и носили полотняные кирасы, покрытые роговой чешуей, которая была сделана наподобие птичьих перьев. На известном памятнике Дакийской войны, на Траяновой колонне, мы встречаем всадников, покрытых именно такою чешуйчатою бронею. Эти всадники не даки, а их союзники сарматы. (Не изображают ли эти фигуры наших предков роксолан, или русь II века по Р. X.?) По Тациту, знатные роксоланы носили чешуйчатые панцири из железных блях. Конечно, недаром имя Траяна жило так долго в преданиях русского народа, что мы встречаем его у нашего поэта XII века, то есть в «Слове о полку Игореве». Недаром были воздвигнуты так наз. Траяновы валы для защиты от воинственных народов Южной России, и между прочим от тех же роксолан. (По Иордану, Дакия в VI веке граничила на востоке с роксоланами.)
В IV веке по Р. X. мы находим нынешнюю Юго-Западную Россию под владычеством готов. В числе народов, подвластных царю Германриху (Германариху. – Примеч. ред.
), Иордан приводит рокасов (rocas); эти рокасы, роксы или росы в другом месте называются у него опять своим сложным именем роксоланы. Припомним указания Иордана на вероломство роксолан; на мщение двух знатных братьев из этого племени, нанесших тяжелую рану Германриху, так что он после того не мог сражаться с гуннами. Отсюда можно заключить, что и самое появление гуннов находилось в связи с движением роксолан против готов. По Аммиану Марцелину, аланы тоже соединились с гуннами против готов, а под аланами у него, конечно, разумеются и роксоланы. По этому поводу я ставлю вопрос: первое нашествие гуннов не было ли, в сущности, движением какой-либо части славянского племени против угнетавшего ее германского народа готов? Замечательно, что впоследствии, когда рассеялся гуннский туман, мы уже не находим массы готских народов в России, за исключением небольших остатков (например, в Крыму); от Дуная и до Волги мы видим преимущественно народы славянские, и между ними господствующее положение заняла наша русь. Века, последующие за Гуннскою эпохою, суть самые темные в истории Русской земли. Это было время народного брожения, которое усиливало и без того великую путаницу в народных именах. Впрочем, то же время (от VII до IX века) совпадает и самою скудною эпохою по отношению к византийской историографии. Русь опять скрывается у нее под общими именами скифов и сарматов. Но в IX веке она снова выступает на сцену под своим именем и громко заявляет о себе своим нападением на Константинополь. В этом веке на помощь истории приходят и арабские известия, опять по той главной причине, что около того времени началось объединение руси, и своими подвигами она заставила других говорить о себе; притом процветание географической литературы у арабов и их более удовлетворительные сведения о Восточной Европе восходят приблизительно к тому же времени. Понятно теперь, почему русская история начинается, собственно, со второй половины IX века. Повторяем, наша летописная легенда о призвании князей потому и приурочивает их именно к этому времени, чтобы связать их с появлением народа русь в византийских хрониках и вместе объяснить происхождение Русского государства[27]. О действительном происхождении память народная, конечно, не могла сохранить никаких воспоминаний; так как оно теряется в глубине сарматских и скифских веков. Данная легенда есть не что иное, как в обширных размерах та же попытка осмыслить непонятное явление. Сказание о Кие пытается объяснить начало Киева, а басня о варягах распространяет этот мотив на целое государство – черта, присущая легендарной истории всех народов.