Читаем Начало Руси полностью

Первое или одно из первых значительных выселений предков славян за Дунай связано с тшинецкой (тшинецко-комаровской) культурой 1450–1100 гг. до н. э., занимавшей территорию от реки Одера до Днепра [364]. Вполне вероятно, что именно в этой культуре происходит соприкосновение протославян с балтами, что объясняет и смешение двух обрядов погребений: трупосожжение и трупоположение. Первый мог относиться именно к славянам (он распространялся по Европе именно с юга, из Малой Азии), второй — к балтам. Другое перемещение славянских племен с запада на восток проходит в рамках чернолесской культуры (IX–VII вв. до н. э.), причем на археологическую культуру накладывается топонимическая карта, в которой наряду со славянскими встречаются и иллирийские топонимы [365].

Столкновение славян с кельтами в Центральной Европе имело далеко идущие последствия для этнического и социально-экономического развития славянства. Расселившись между славянами, кельты, как сообщает летописец, «насилящем им», что не могло не сдерживать их естественного развития. Вместе с тем в славянскую культуру и язык неизбежно проникали кельтические элементы.

В сравнительном языкознании потрачены огромные усилия для отыскания следов влияния германских языков на славянские. Гораздо реже ставится вопрос о славяно-кельтских контактах (отчасти из-за узости круга лиц, имеющих представление об истории кельтов и их языке). Между тем именно широкое сравнение ранних славянских языковых и культурных особенностей с кельтскими может дать существенные результаты. Отсталость кельтологии — одна из главных причин неудовлетворительной постановки проблем этногенеза народов Европы. В более или менее благополучном положении находятся лишь вопросы германо-кельтских отношений. Однако значительная часть посвященной этим вопросам литературы — это борьба с «кельтоманией», которая чаще всего отодвигается германоцентризмом [366].

Кельтомания в XIX в. действительно имела место. Она заключалась в тенденции валить на кельтов все неясное в европейских языках и истории и проистекала из неизученности действительных кельтов. Но альтернативой «панкельтизму» обычно являлся пангерманизм. Почти всегда наличие общих языковых явлений германских и кельтских языков объяснялось существованием некогда кельтско-германской общности. Между тем нет никаких оснований предполагать такую общность. В большинстве случаев просто следует предполагать воздействие кельтских языков на германские, причем такое влияние испытал уже готский язык.

Насколько сильны традиции германоцентризма, видно на примере судьбы гипотезы А.А. Шахматова, который, по существу, впервые попытался рассмотреть славяно-кельтские контакты в древности. Речь идет об упоминавшейся выше работе, в которой автор рассматривал прибалтийских венедов в качестве кельтов, усвоивших некоторые романо-италийские и германские элементы и передавших их славянам. В результате подчинения венедам славянских племен это имя, по Шахматову, перешло на славян. Шахматов приводит большой перечень предполагаемых заимствований в славянский язык из кельтского, причем видное место среди них занимают понятия общественного и государственного порядка, а также военные и хозяйственные термины (бояре, отец, слуга, щит, вал, влат в значении великан, господин, луда в значении свинеци др.).

Концепция Шахматова сразу подверглась атаке со стороны крупнейших германистов, занимавшихся балто-славянскими сюжетами [367]. Эта критика повлияла и на наших лингвистов, как будто признавших опыт Шахматова несостоятельным [368]. С критиками должно согласиться в том отношении, что Шахматов рассматривал языковые контакты через призму одной хронологической эпохи. Но объективное значение выявленных им лингвистических фактов вряд ли может быть истолковано иначе. Не случайно, что один из крупнейших специалистов по кельтике и германистике Ю. Покорный подтвердил наблюдения Шахматова, отметив ряд бесспорных кельто-славянских схождений. Основную ошибку Шахматова ученый видел не в лингвистической, а исторической области: он сомневался в возможности доказать существование славяно-кельтских контактов из-за их якобы территориальной удаленности друг от друга. Очевидное противоречие он предлагал разрешить допущением, что кельтизмы славянам передали иллирийцы [369].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное