Начало Руси: Тайны рождения русского народа

Если в 40-е гг. XIX в., когда Гедеонов начинал свой труд о варягах и руси, еще господствовало представление о цельности и принадлежности одному автору Начальной летописи, то к 70-м гг., когда он подготавливал свое исследование в окончательном виде, такое представление было анахронизмом. Гедеонов, одним из первых заметивший тенденциозность летописных материалов, не смог ни понять, ни принять летопись как многослойный памятник. Он, в частности, вступил в полемику с Д.И. Иловайским (1832–1920), который в начале 70-х гг. выступил с обоснованием тезиса о позднем включении в состав Повести временных лет всего сказания о призвании варягов[99]. Иловайский основное внимание уделил доказательству южного и славянского происхождения Руси. Его указание на чужеродность сказания о призвании варягов имело впоследствии широкий резонанс. Несколько иным путем к тому же выводу пришел позднее А.А. Шахматов. Этот вывод был взят на вооружение многими учеными, но Иловайский допустил своеобразный логический перескок. Доказательство факта вставки текста сказания у него автоматически вело к признанию его недостоверным. Напротив, Шахматов, признав позднее появление вставки и даже ее тенденциозность, тем не менее склонен был считать основное содержание сказания достоверным[100].

Вывод Иловайского и Шахматова о позднем включении текста сказания о призвании варягов в летопись, безусловно, имеет очень большое значение для всего исследования варяжского вопроса. Но непосредственно это с вопросом о достоверности сказания не связано. Сказание могло иметь более или менее длительную историю за пределами вообще летописи или данной летописи. Просто в этом случае приемы его исследования будут другими, нежели при анализе собственно летописных записей. В результате Иловайский необоснованно отказался от поисков какой-либо реальной основы сказания. Другой слабостью его работ явилось стремление придать неславянским корням (именам и терминам) славянское звучание и осмысление. У И. Первольфа сразу же по выходе первых публикаций было достаточно оснований заметить, что «этот способ этимологизирования вредит прекрасным работам г. Иловайского не менее, чем вредили русские корсары Византии»[101].

Работы Гедеонова и Иловайского лишили норманизм ареола «строгой научности», поскольку было мобилизовано больше материала, чем это делали сами эрудированные норманисты. В конце XIX в. в исторической литературе в целом преобладало скептическое отношение к норманистским построениям. При этом А. Котляревский и И. Забелин обращались к балтийскому Поморью, а В.Г. Васильевский обосновывал положение о существовании Руси на юге задолго до «призвания». Сам норманизм в это время уже не покушается объяснить норманно-германским участием все явления жизни Древней Руси, а аргументация вынужденно обходит основные факты. А. Куник вынужден писать «Открытое письмо к сухопутным морякам», где «сухопутными моряками» именуются историки-антинорманисты, а обращается он к «подрастающему поколению», имеющему «пока непомраченный еще предубеждениями здравый смысл»[102]. Главный аргумент, с которым один из ведущих норманистов обращается теперь к молодежи, — это представление, будто существуют исконно морские и так же исконно сухопутные народы. Славяне, естественно, отнесены у него к последним. Работу В.И. Ламанского «О славянах в Малой Азии, в Африке и Испании» (СПб., 1859), где собраны источники о морских походах и переселениях славян, он, видимо, не знал, как не знал и о том, что именно славяне и славянизированные племена южного берега Балтики первыми осваивали Волго-Балтийский путь, колонизируя также острова Балтики и балтийское побережье Скандинавии. Своих оппонентов Куник пытается уязвить тем, что они не могут договориться между собой: Костомаров, Гедеонов, Иловайский предлагают весьма различные позитивные решения, объединяясь лишь неприятием норманизма.

Отсутствие доверия к норманистским построениям во второй половине XIX в. в научных кругах России привело к тому, что основная сводка аргументов в пользу норманского происхождения Руси появилась за рубежом. Датский ученый В. Томсен опубликовал курс лекций, прочитанных в Оксфордском университете, сначала в Англии (1877), затем в Германии (1879), потом в Швеции (1882). Книга эта и позднее издавалась неоднократно, в том числе и в русском переводе (1891). Полемику с антинорманистами В. Томсен подменил общей пренебрежительной оценкой их трудов. «Изо всей массы сочинений этого рода, — уверял он свою зарубежную аудиторию, — лишь ничтожная доля имеет научную ценность. Я называю здесь лишь одного писателя из лагеря антинорманистов, сочинение которого, по крайней мере, производит впечатление серьезной обдуманности и больших познаний, — С. Гедеонова»[103].