Читаем Начало Руси полностью

Затем обращу внимание исследователей на известие младшего современника Менандрова, Феофилакта Симокаты. По его словам, новые завоеватели, поселившиеся на Дунае в Паннонии, были не настоящие Авары. Он говорит, что Псевдоавары принадлежали собственно к племени Огор, которое обитало около реки Тиль (Атель или Волга), и что часть этого племени по именам двух своих древних князей называлась Вар и Хунни. Когда, убегая от Турок, они приблизились к Савирам, последние приняли их за Авар и почтили дарами. Тогда Вар и Хунни, заметив эту счастливую для себя ошибку, начали уже сами выдавать себя за Авар. "Ибо, - прибавляет Феофилакт, - из всех скифских народов Авары отличаются наибольшею даровитостию" (Theophilacti Historiarum lib. VII). В этом известии скрывается, конечно, какое-либо недоразумение, но должна быть и некоторая доля правды. Несомненно то, что во времена Феофилакта паннонские Авары назывались отчасти Вар, отчасти Хунни (или сложным, искусственным словом Вархониты, как иногда находим у Менандра). Но что такое имя "Вар", как не то же "Авар" (как Тиль, вместо Атель)? Следовательно, этот народ состоял собственно из Авар и Гуннов. Феофилакт называет их Псевдоаварами и говорит, что они принадлежали к племени Огор, что такое было это племя, в точности неизвестно. Может быть, к нему относилась именно та часть народа, которая называлась "Хунни", и этих Гуннов действительно можно было назвать Псевдоаварами, но что другая часть, то есть "Вар", была настоящими Аварами. Одним словом, мы усматриваем два различные элемента в том народе, который под именем Авар долгое время господствовал на Дунае.

Притом движение из-за Азовского моря и Дона Аваро-Гуннов не ограничилось VI веком; по некоторым признакам оно продолжалось и после того 3 .

Итак, Аварский народ, пришедший на Дунай во второй половине VI века, состоял, по нашему мнению, из двух элементов: Аварского и Гуннского. Во главе этого союза, очевидно, находился Аварский элемент, более даровитый и храбрый. По известию Менандра, часть Авар, ушедшая на запад от турецкого ига, будто бы заключала в себе до 200 000 человек. Замечательно, что та же двойственность типа, какую мы находим в государстве, основанном Аварами на Дунае, встречается и в государстве собственно Хазарском, то есть, около Кавказа. Пришлые Турки, заимствовав имя от туземцев Хазар, впоследствии хотя и смешались с ним отчасти, но очевидно, не успели совершенно слиться в один народ и выработать новый этнографический тип. Об этой двойственности их типа свидетельствуют арабские известия X века. Так, у Истахри говорится, что одни Хазары назывались Кара-Джур и были цвета столь смуглого, что казались черными, другие же были белы, прекрасны и стройны (см. Мордтмана Das Buch der Lander von Istachri. 105). Ибн-Даста замечает, что воины хазарского вице-царя (иша) "красивы собою", и что они "одеты в прочныя брони" (Хвольсона Известия о Хазарах и пр. 18). О чистом турецко-татарском племени никак нельзя было сказать, что оно красиво, бело и стройно; это известие относилось, конечно, к туземным Хазарам, то есть, к Черкесам, между тем как весьма смуглая, некрасивая часть Хазар принадлежала к настоящему Татарскому племени. О присутствии этого некрасивого татарского элемента между Хазарами свидетельствует и следующее известие Симеона Логофета: однажды государственный секретарь сообщил императору Михаилу III, что патриарх Фотий проповедует о двух душах в человеке и что служители поэтому требуют двойного содержания. Император, рассмеявшись, сказал: "Так вот чему учит эта хазарская рожа!"

Принадлежность Авар Кавказу или Прикавказью, наравне с Хазарами, подтверждается и общим у них титулом кагана или хагана - титулом, который, повидимому, первоначально упоминается у народов прикавказких4 .

Перейти на страницу:

Все книги серии Подлинная история Руси

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное