Читаем Начало Руси полностью

Очевидно, оно буквально переведено с греческого, так же, как и весь договор. Замечательно, что и в византийских источниках оно встречается только в ту же самую эпоху, ни прежде ни после. А именно, Черные Болгаре упоминаются только у Константина Багрянородного в его сочинении "Об управлении империей" и не более двух раз. В одном месте (которое приведено нами выше) он говорит, что из Днепра Руссы отправляются в Черную Болгарию, Хазарию и Сирию. В другом месте Константин, по-видимому, хотел посвятить Черным Болгарам целую главу, которую и обозначил так: "О Черной Болгарии и Хазарии". Но, к великому сожалению, почему-то под этим заглавием он ограничился только следующими словами: "Булгария, которая называется Черною, может воевать Хазар". То есть Черных Болгар, так же как и Алан, византийское правительство в случае нужды могло вооружить против Хазар. Следовательно, в это время, повторяем, и Черные Болгаре, и Алане были уже независимы от Хазар.

Два одновременные свидетельства, Игорева договора и Константина Багрянородного, относительно Черных Болгар, соседивших с Хазарией и Корсунской областью, окончательно уничтожают всякое сомнение, с одной стороны в том, что Гунны Прокопия (Утургуры), пришедшие с Кубани и поселившиеся между Херсоном и Боспором, были не кто иные, как Болгаре, а с другой, что эти Болгаре существовали там еще в X веке. Свидетельства эти подтверждают, что Русь Тмутраканская явилась на основе болгарской, то есть родственной славянской. Отсюда понятно, почему Константин Багрянородный, сообщивший такие драгоценные сведения о Руссах, ничего не упоминает о Руси Черноморской или Тмутраканской. Дело в том, что эта область в его время у Византийцев была известна под именем Черной Болгарии. А несколько ранее писатели VIII и IX веков, как мы знаем, называли ее Великой или Древней Болгарией. Название "Черная", по всей вероятности, находится в связи с северным рукавом Кубани, который в настоящее время именуется Черной Протокой. Г. Брун, в упомянутой выше статье, весьма правдоподобно отождествляет этот рукав с Константиновой рекой Харукуль, которая изливалась в Меотийское море с востока и славилась ловлей рыбы берзетикон. Это известие Константина совпадает с известием Феофана о том, что около (полуострова) Фанагорий в реке Куфис (то есть Кубани) ловилась булгарская рыба ксистос. Г.Брун эту рыбу считает за одну и ту же с Константиновой берзетикон; а слово Харакуль, по его мнению, следует читать Карагул, что и будет соответствовать названию Черная Протока. Впрочем, и сама Кубань в нижнем своем течении отчасти называется Кара-Кубань; также называется один из ее притоков с левой стороны. А что касается до того, будто Харакуль или Карагул есть турецкое название, то это еще вопрос (ибо у восточных Славян встречаются названия рек, оканчивающихся на гул; есть у них и слово карий, в смысле темный).

Высказанное нами положение, что Черная Болгария окончательно подчинилась Руси в эпоху Игоря, находит себе некоторое подтверждение и в арабских известиях X века, а именно у тех писателей (Истахри и Хаукала), которые рядом с Киевом и Новгородом упоминают третье племя Руси (Артанию); последнее иначе и объяснить нельзя, как Черной Болгарией или Тмутраканью. Сюда же надобно отнести известия (Ибн-Даста и Мукадеси) о Руси, живущей на лесистом, болотистом и нездоровом острове, под которым, очевидно, разумеется Фанагория или Тамань 5 .

Не встречается ли у Арабов этот край также и под своим собственным именем Болгар?

Перейти на страницу:

Все книги серии Подлинная история Руси

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное