Читаем Начало Руси полностью

По русской летописи в морском походе Владимира Ярославича участвовала наемная дружина Варягов. Ее участие засвидетельствовано не древнейшими списками летописи, Ипатьевским и Лаврентьевским, а позднейшими сводами, Воскресенским и Никоновским; но без сомнения свидетельство это не выдумано, а взято из более древних списков начальной Киевской летописи. Это свидетельство подтверждается византийскою хроникой Скилицы-Кедрена, которая говорит, что в числе русских войск находились союзники, "обитающие на северных островах океана", т. е. Варяги. Русское известие в этом случае самостоятельное, не зависимое от греческих источников: оно заключает такие подробности, которых нет ни у Пселла, ни у Скилицы-Кедрена; наш летописец почерпнул их из рассказов стариков, современников самому событию4 . Ввиду этих двух не зависимых друг от друга известий, русского и византийского, присутствие Варягов в русском войске 1043 года уже несомненно. В походах же 865 и 941 годов Варяги не участвовали ни по византийским свидетельствам, ни по русской летописи, которая в обоих случаях представляет только перевод византийских известий. Но в 1043 году, как только Варяги появились перед Боспором в числе русских войск, Византийцы не преминули о том упомянуть. Ясно, что в предыдущих морских походах их не было; так как их присутствие не могло остаться не известным для Византийцев, особенно ввиду множества пленных, захваченных после поражения Игоря. Откуда же являются иногда Варяги нашей летописи в IX и в первой половине X века? Я уже говорил, что исходною точкою зрения для летописца служили времена Владимира и Ярослава, при которых наемные варяжские дружины действительно участвовали в русских войнах и даже занимали почетное место в русском войске. В XI веке к ним уже так привыкли, что не мудрено было летописцу и другим его современникам предположить их участие и в прежние времена, о которых в сущности он знал очень мало. Но там, где он черпал известия прямо из греческого источника, там Варягов нет. Следовательно, большая часть летописных известий о Варягах на Руси в IX и X веках есть плод домашних домыслов, ничем не подтвержденных.

А. А. Куник много трактует в Каспие о походах 1043 года: но он нисколько не думает критически сличить известия об этом походе с известиями о походах предыдущих и сделать выводы о самостоятельности наших летописных свидетельств, на основании их проверки с свидетельствами византийскими. Кажется, здравый критический прием не мог бы обойти подобную проверку. Нисколько не пытаясь систематически опровергнуть мои доводы, противник просто голословно продолжает уверять, что первые русские походы на Константинополь были совершены не кем другим, как Скандинавами. Ссылка на известное летописное выражение "бе путь из Варяг в Греки" (422) равняется чистому голословию. Мы уже говорили, что эта неопределенная фраза относится только к XI веку, а не к IX, о котором наш летописец имел так мало исторических сведений. Ее нельзя отнести и к первой половине X века, потому что Константин Багрянородный, описывая русский путь в Византию, начинает его от Новгорода и ничего не говорит о хождении Скандинавов. Но подобные препятствия нисколько не затрудняют норманистов, и они преспокойно продолжают повторять некоторые летописные басни и домыслы как несомненные факты. Между прочим, г. Куник все еще относится к рассказу об осаде Константинополя Олегом как к достоверному историческому свидетельству, не представляя для того никаких исторических оснований. Он считает его достоверным просто потому, что о нем говорит Нестор. Войско Олега под Константинополем состояло, конечно, из Скандинавов, потому что Нестор говорит о Варягах Руси. А Скандинавы плавали через Россию в Царьград еще в IX веке, потому что тот же Нестор сказал "бе путь из Варяг в Греки". Призвание варяжских князей чудью и славянами не подлежит сомнению, потому что о нем повествует Нестор. А что Варяги и Руси одно и то же, это ясно из слов Нестора: "мнози бо беша Варязи христиане". Вот тот круг доказательств, в котором упорно вращается норманизм. Мой достоуважаемый противник, впрочем, не ограничивается повторением одних летописных домыслов; иногда он сам без всяких источников сочиняет целые события; к таковым относится поход Норманнов из устьев Дуная в Каспийское море в 944 году (см. 521 стр.).

Перейти на страницу:

Все книги серии Подлинная история Руси

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное