Характерной особенностью общественного устройства сарматов было высокое положение женщин, которые зачастую возглавляли племена, исполняли жреческие функции и сражались наравне с мужчинами. В археологической зоне сарматских кочевий (на смежных территориях России и Казахстана, на Северном Кавказе и в Северном Причерноморье) встречаются курганные захоронения женщин с доспехами, боевым оружием и с конской сбруей. По всей видимости, сарматский род на этапе разложения родового строя был еще материнским, и счет родства велся по женской линии. Поэтому античные писатели часто называли сарматов «женоуправляемым» народом. Эта черта их общественного быта привела к возникновению мифа об амазонках. По словам Геродота, сарматы происходили от браков скифских юношей с легендарными женщинами-воительницами, чем якобы и объясняется, почему сарматские женщины ездят верхом, владеют оружием, охотятся и выступают на войну, носят одинаковую с мужчинами одежду и даже не выходят замуж, пока в бою не убьют врага.
В политическом отношении сарматская орда была конфедерацией нескольких родственных племен. В первые десятилетия после Рождества Христова наиболее глубоко на запад – в паннонские степи – вклинились язиги; между Доном и Днепром кочевали роксоланы («светлые аланы»), еще дальше на восток – аланы (или асы, «ясы» нашей летописи, предки осетин). При первых римских императорах язиги и роксаланы перешли Дунай и вторглись в Мезию; император Адриан (117–138) должен был выплачивать им ежегодную дань.
В дальнейшем борьба велась с переменным успехом. Сцены военного торжества римлян над сарматами изображены на барельефах триумфальной колонны императора Марка Аврелия (161–180). Наиболее ожесточенные войны на сарматском фронте империи пришлось вести в последние десятилетия III в., при императорах Аврелиане и Пробе, которые за свои победы над степняками получили один и тот же титул – «Сарматский». Готы и гунны положили конец владычеству сарматов в Северном Причерноморье, но их последняя волна – аланская орда – докатилась до Балтики, Испании и Северной Африки, правда, уже в союзе с другими варварами, вандалами и свевами.
В III в. сарматские вторжения нанесли тяжелый урон Среднему Поднепровью. Но о непосредственных славяно-сарматских контактах источники умалчивают. Это дает основание считать, что в судьбах славян античные сарматы сыграли незначительную роль, хотя, быть может, и несколько большую, нежели скифы. В сарматскую эпоху иранский и славянский миры двинулись навстречу друг другу, но подлинной взаимооплодотворяющей культурной встречи тогда не произошло. Сарматские кочевья располагались несколько выше по Днепру, чем скифские, и, возможно, соседствовали с восточной группировкой славянских племен, продвинувшихся к тому времени к верховьям Днестра. Высказывались предположения, что главный сарматский город, или, скорее, лагерь, известный грекам под названием Метрополиса, мог стоять на месте нынешнего Киева – эта догадка, впрочем, не подтверждается археологически[27]. Сарматское давление, а значит, и влияние испытывала только окраина славянского мира. Поэтому в культурно-историческом смысле сарматское владычество в причерноморских степях было столь же бесплодным, как и скифское. Память о нем сохранилась только в имени Сарматия, используемом античными и средневековыми писателями для обозначения Восточной Европы наряду со Скифией, и в некотором количестве иранизмов в славянском языке. Заимствовать у сарматов славянам было, собственно, нечего. Показательно, например, что металлурги Среднего Поднепровья, несмотря на географическую близость к сарматским кочевьям, ориентировались исключительно на кельтское железоделательное производство.
Этнокультурное слияние некоторых восточнославянских племен с потомками сарматов на юге России произойдет значительно позже, в VII–VIII столетиях, во время активной славянской колонизации Поднепровья и Подонья, о чем будет сказано ниже.
Славяне и германцы
Германцы, подобно славянам, поздно выделились этнографически в глазах античных людей из окружающей массы варварских племен. Собственно говоря, их существование как самостоятельного этноса, отдельного от кельтов, впервые письменно зафиксировал Посидоний (135–51 гг. до н. э.). В середине I в. до н. э. авторитет Цезаря ввел этноним «германцы» в литературную традицию, а спустя столетие обстоятельное этнографическое описание «Германии» сделал Тацит.