Тут я вынужден был прервать свои размышления, так как в палату заглянул Митька, брательник мой, собственной персоной с завтраком на подносе. Завтраку я обрадовался, а вот Митьке не очень. О чем мне было разговаривать с 14-ти летним пацаном, не уберегшим младшего брата, было совсем непонятно. Хотя, что он мог сделать в этой ситуации, разве что поддержать, когда все отвернулись от Егора. Так он, вроде, так и делал, несмотря на то, что считал, что Егор сам виноват.
Брат аккуратно передал поднос подскочившему Григорию, а сам уселся на кровать.
- Горка, прости... - вдруг этот здоровый лоб скривил совсем по-детски лицо и заплакал. - Не слушал тебя, не уберег...
Это был не мой брат. Я был у своей матери единственным сыном, а после ее смерти в моем мире у меня не осталось никакой родни. Но этот мир сделал мне такой подарок. Я помнил, как этот мальчишка учил меня кататься на велосипеде, как с палкой в руках защищал от бродячих собак, хотя сам боялся их до жути. Я помнил, как мы сидели рядом с дедом у камина, слушая истории, как мама укрывала нас одним одеялом на двоих, потому что я отказывался спать отдельно. Это нас с ним застала гроза в поле, и он повалил меня на землю, пряча от молний и града своим телом. Целый пласт воспоминаний всколыхнулся с его приходом. В горле встал комок, а глаза предательски защипало.
И я обнял этого мальчишку, который пах моим детством, которое я украл у другого ребенка. Я гладил и утешал его, и плакал с ним сам.
Григорий опять проявил деликатность и оставил нас вдвоем.
Сентиментальный порыв у меня быстро прошел, и я начал торопливый инструктаж:
- Митька, тут что-то нечисто. Ты, главное, сейчас у завуча ни на что не подписывайся, какие бы золотые горы не обещал. И еще, верь мне, Митька, что бы ни говорили. Мы ведь с тобой братья.
- Гор, ты что задумал? - таким же порывистым шепотом спросил меня брат.
- Еще не знаю, Митька, только здесь мне оставаться нельзя, изведут меня завуч с Андрейкой тихой сапой. Что-то они мутят, но вот что - понять не могу. Может к дедовым тайнам подобраться через нас хотят, может еще что... Скользкие они какие-то. Ты хоть теперь-то веришь, что я не врал про Андреаса? - я пытливо заглянул в такие непохожие на мои, но такие родные глаза.
- Прости, Горка, теперь верю.
- Вот и помни об этом, если завуч с Андрияшкой к тебе подкатывать будут. Не по пути нам с ними.
- А как же ты, брат? Что теперь с тобой будет?
- Все нормально будет, не бойся за меня. Мне теперь сам черт не страшен. Отбоялся я свое. Ты только помни, что они меня не пожалели, и тебя так же могут. Не верь им.
Наш разговор прервали. В палату заглянул Григорий.
- Дмитрий Николаевич, пора вам. Скоро завтрак закончится, все на занятия пойдут. Идите, я Егора Николаевича сам покормлю. Идите, а то не ровен час хватятся вас, греха не оберетесь.
Митька с тоской глянул на меня.
- Побегу я, Егор, вечером еще загляну, ты только держись, не раскисай.
- Не буду, Митька. Сам слезы подотри, я еще не умер.
- Вот и не умирай!
С этими словами Митька соскочил с моей койки и унесся в направлении ученического корпуса. А Григорий взял поднос и собрался кормить меня завтраком.
- Ну, ты уж инвалида-то из меня не делай, с завтраком я и сам справлюсь.
Я перехватил у Григория поднос и сразу же чуть не спалился. По привычке взял ложку в левую руку. Пришлось делать вид, что правой поправляю тарелку. Разносолами меня не баловали - жиденький бульончик и водянистая кашица притворялись моей едой. Желудок недовольно заурчал. Пришлось пообещать ему что-нибудь посытнее в будущем.
Слабо заваренный чаек заполировал это продуктовое изобилие, и мой персональный нянь понес посуду на мойку. А я опять остался со своими веселыми мыслями наедине.