Мимолетная гримаса гвардейца говорит лучше всяких слов. Это раньше шрамы не давали читать его мимику, а теперь он для меня, как открытая книга. Придется ему теперь работать над своим образом, чтоб не попадать впросак, как сейчас.
— Ясно… — не даю ему времени соврать, чтоб не портить себе настроение. — Тогда просьба — отстань от нее. Ей замуж надо выйти, детей нарожать, а пока ты здесь крутишься, она так и будет за тобой бегать.
Взгляд Григория виновато виляет.
— Не могу. Крутиться перестать не могу. Ты ж понимаешь…
— Я долго валялся?
— Сутки проспал. В архиве мы предупредили, что заболел. Врача, кстати, вызывали, но тот ничего не нашел. Сказал, что ты видимо, перенервничал, вот и свалился. У тебя что-то случилось? Неприятности? Может, я могу чем-то помочь?
— Нет, просто перенапрягся. Больше не буду, — еще ножкой шаркнуть, да взгляд потупить, и полная картина раскаяния.
— Ну, нет так нет. Вставать будешь? Там Ван за дверью караулит. Хотел здесь, но места не хватило, я его выгнал. Бушарин приходил, интересовался, как ты, — при упоминании профессора Григорий заметно кривится, точно придется навык невозмутимости по новой прокачивать, — сказал сегодня еще зайдет.
— Встану, нечего вылеживать, тем более, если все волнуются.
И с этими словами решительно покидаю кровать. Дела без меня делаться сами собой не будут, а времени у меня остается все меньше. Конец июня не за горами.
Остаток недели проходит в обычном режиме, как будто ничего и не случилось. Только Наташка попыталась подержать меня в постели, но быстро отстала, поняв, что меня не переубедить. Григорий ожидаемо смылся к своим боссам на доклад, но это и к лучшему: чем больше проходило времени, тем лучше я понимал, что только чудом его не убил своим лечением.
Стыдно.
Сам он мне ничего плохого не сделал и в идиотском моем положении ничуть не виноват. Вот его начальству хотелось бы вопросы вдумчиво задать, да деду покойному, но и то, и другое, увы, невозможно.
В архивах опять зарылся в исследования, искал предполагаемого папочку. Мне он был не нужен, отправляться с ним знакомиться я однозначно не собирался, но раз такие турусы на колесах из-за этого развели, стоило быть в курсе.
Зато парни, не знавшие о моих приключениях, относились ко мне по-прежнему и с нетерпением ожидали новых полетов. Нам еще предстояло испытать смонтированное вооружение перед делом, чтоб не случилось накладок. Для этих целей на понедельник я арендовал целый сектор полигона — глухих мест вокруг Москвы было не сыскать, а лететь куда-то за тридевять земель — это тратить драгоценный ресурс, эти костюмчики мне и так недешево обошлись, чтобы сломать их еще, так ни разу и не применив.
Полигон представлял собой несколько участков вдоль реки, просто разделенных толстыми кирпичными стенами высотой около семи метров. Стрелять разрешено было исключительно в сторону речки, противоположный берег которой круто уходил вверх, а сам склон был весь в воронках и рытвинах.
Пилоты сначала отстрелялись из штатного вооружения, а потом стали красоваться передо мной, показывая свои любимые техники. Помимо прочего, система накопителей в МБК позволяла усиливать воздействие пилота, так что дистанция поражения и разрушительная мощь возрастали в разы. Это было круто. Смотреть, как водные лезвия Шамана режут речную гладь и исчезают в стене противоположного берега, было завораживающе. Слегка взревновавший Земеля тут же изобразил плазменный резак и испарил несколько кубометров воды вместе с частью обрыва.
На соседнем полигоне за стеной попытались повторить, но явно неудачно. Клубы пара над водой получились значительно слабее, а на берегу вместо оплавленной воронки остался только слабый пшик. Рисующийся Олег тут же засадил в это же место новый плазменный плевок, показывая как надо. Впечатлило.
— И сколько ты так сможешь? — интересно же знать пределы этих терминаторов.
— Смотря как, если именно такими порциями, то около сотни выдам. Еще и молнией могу.
Слова не расходятся с делом, в тот же миг над поверхностью воды проносится белоснежный росчерк, с громким треском впиваясь в изуродованное место.