Важнейшим средством социологического объяснения является классификация система соподчиненных понятий (логических классов объектов социального мира), — которая раскрывает отношения между исследуемыми объектами и ориентирует социолога в их многообразии. Социальные классификации, зафиксированные в доксе, "непосредственно примыкают" к социологическим: и те и другие представляют собой иерархизированные системы понятий, объекты социального мира в которых"…не просто расположены изолированными друг от друга группами; эти группы поддерживают между собой определенные отношения, а их совокупность образует единое целое" [89]. Но иерархия логических классов объектов социального мира означает или отражает их действительную социальную — и/или политическую — иерархию, т. е. существующие между ними отношения господства/подчинения/независимости. Поэтому всякая социологическая классификация имеет политические коннотации, она изначально"…есть способ подавления: латинское слово ordo имеет два значения: «порядок» и "угроза"" [90] и в силу этого политически нагружена. Ближайшим образом, социолог не стоит перед выбором: быть или не быть втянутым в политическую борьбу: он всегда либо находится под сенью или в свете Власти101, либо осиян своей внеположностью ей. Граница между энкратическими (принадлежащими власти) и акратическими (внеположными ей) теориями применительно к социологии коррелирует с различием между основанными непосредственно на доксе и парадоксальными теориями102.
Что такое "наивная социологическая теория"? Перефразируя И. Канта, теоретическую наивность можно назвать «вспышкой» доксы, противостоящей тому, что стало "второй натурой" социолога — научному производству и его критической рефлексии [91]. От наивного социолога требуется, чтобы докса "одержала в нем победу" над наукой, "…произойдет ли это помимо осознания и воли личности или будет полностью осознано последней" [92]. Наивность есть самоочевидность социолога для самого себя, она служит его самооправданием. Сущность самоочевидности и самооправдания — воля к власти. Наивный социолог глаголет "от имени и по поручению" доксы, делающей его непогрешимым и устраняющей основания для различения научных и политических смыслов.
Докса — не только своеобразное хранилище расхожих «истин», в котором аккумулируются представления о правдоподобном, но и «архив» в значении, которое придавал этому термину М. Фуко, т. е. закон того, что может быть высказано (см.: [26]). Правдоподобное может не соответствовать действительности, но оно всегда отвечает обыденным представлениям о социально возможном, а наивная социология опирается именно на них. Воспринимаясь как нечто очевидное, не подлежащее сомнению, правдоподобное, усвоенное наивной социологией, вполне соответствует роли массовой социологии, коль скоро "массовый читатель" потребляет ее наравне с журналистикой, публицистикой или астрологией. В наивной социологической теории любое суждение оказывается носителем политического начала, зависящего от требований текущего момента. Поскольку наивный социолог не разорвал с предпонятиями, постольку он не мыслит себя вне связи с "широкой публикой", "массовой аудиторией".
Наивная социология прячет под личиной "естественной социологической установки" то, что надлежит мыслить как буквальное — отношение вовлеченности, политическую заинтересованность. Политические ценности выступают в качестве вненаучной опоры для наивного социолога, не производящего ни репрезентативной, ни конструктивной теории: он лишь объективирует свое практическое чувство, прибегает к символическим стратегиям, непосредственно побуждающим к политическим действиям. Из этого не следует, что наивная социология всегда исходит из ложных представлений о социальной действительности, но в любом случае она не стремится к максимальной интеллектуальной ясности.
Наивный социолог, утверждающий беспредпосылочность своей науки, находится в плену у непосредственной очевидности доксы как совокупности достоверных «фактов». Таким образом очевидность приобретает нормативный характер: неправдоподобие приравнивается к трансгрессии и осуждается с позиций «естественных» моральных и политических ценностей.
Наивная социология преподносит историческую доксу как природу и поэтому выполняет функцию мифа: она не отрицает сложившегося положения вещей напротив, она говорит о нем, но «очищает» социальные ситуации и факты, "…осмысливает их как нечто невинное, природно-вечное, делает их ясными но не объясненными, а всего лишь констатированными" [93]. Натурализуя, деполитизируя политику, наивная теория тавтологически воспроизводит дискурс мобилизации, дискурс основания политического движения или государства. Наивная социология, объясняя, утверждает и подтверждает социальный мир и политический порядок103. "Социологический разум" здесь полагает себя как "волю в воле" (ср. [94]).