…Отари мотнул головой, отгоняя вихрем налетевшее смятение — теперь он сознательно пытался не дать волю чувствам. Слишком опасно. Нельзя долго думать о чем-либо одном — но, господи, ведь и не думал! Всего несколько секунд, за которые все промелькнуло в голове — за это время палуба еще немного накренилась, и он по-прежнему надежно, хоть и не без усилий, держался за свою нишу. Щекочущее замирание невесомости возвестило о прохождении верхней точки колебания — в следующее мгновение крен начал стремительно нарастать, словно у зачерпнувшей бортом лодки. Отари держался крепко, как устрица в раковине, и старался ни о чем плохом не думать. Это удавалось плохо — он уже стремительно падал, стиснув зубы и зажмурив глаза, вцепившись окоченевшими пальцами в края ниши — а падение все длилось и длилось, текли секунды — он открыл глаза, не увидел ничего, кроме плавающих цветных кругов и вновь зажмурился, с трудом переводя дыхание… Внутренности заледенели, словно просвистанные встречным ветром — он вдруг понял, что висит вверх ногами… Не меньше трех секунд ушло у него на осмысление этого факта. А потом он ухнул в пучину страха — плод, наконец, созрел… И, сломив стебель, рушился вниз!
…Не было еще в жизни у Отари Ило таких мгновений — не было и не будет, потому что мгновения эти — последние… Непреложная ясность этого не поддавалось сознанию — осталась минута… Может быть, две… Тело бунтовало, в паническом пароксизме отвергая приговор разума — он должен жить! Жить!
…Внушительный корпус станции, медлительно поворачиваясь, уходил вниз торжественно и спокойно, оставляя за собой непрерывный шлейф воздушных пузырей. Вытянувшись в струнку, антенны вибрировали в потоке восходящей воды. Свет дня постепенно тускнел, оставляя взамен призрачные огни изотопных ламп. Они обречены светить здесь еще многие десятки лет…
Часть VII
Тьма
Глава 39
Отари поднес руку к шлему, преодолевая упругое сопротивление воды. Горсточка зеленых огоньков вынырнула в сантиметре от шлема, разбросав на нем крохотные блики. Когда-то… сигналов было десять. Он это помнил. В костюме нашелся запас питательных пилюль — тогда он в первый раз принял парочку; и с тех пор делал это еще два раза… Сигналов осталось шесть. Отари тоскливо оглядел их — все, что осталось от человека на Плоне. Скучно. Он закрыл утомленные глаза и зевнул. Программа исчерпана, и близок конец — ничего романтического в этом нет, а есть лишь скука ожидания. Отвлекаясь от унылых раздумий, он обратил чувства вовне — без особого успеха. Вокруг глухая тишина — иногда ее нарушал шорох собственных движений, да невзначай стукнувшая о палубу тяжелая подошва. Но лежать надоело — он не спеша поднялся, раздвигая плотную среду, шагнул прочь от стены. Бессмысленные движения, ни к чему не ведущие — но он ощущал мимолетное удовольствие от работы мышц, от того, что так легко преодолевает сопротивление воды — и, значит, смысл в этом есть. Тот самый, что заставляет какую-нибудь пантеру без устали рыскать взад и вперед вдоль решетки зоопарка — без устали, без надежды… Отари Ило медленно обходил свои владения, на ощупь определяя их границы. С балластом быстро не походишь — но лишь благодаря ему человек не болтался сейчас у потолка. Как и армированный пластик костюма, принимающий на себя большую часть водной тяжести, груз в какой-то степени помогал чувствовать себя человеком, а не креветкой…
…Ему вдруг почудилось… Отари попытался схватиться за стену — палуба плавно колыхнулась, на секунду ушла из-под ног, затем вернулась, несильно ударив по ступням. Он замер, вслушиваясь — придушенное писклявое эхо затихло где-то под ногами. Что это? Может, постепенно оседает грунт? Или какое-нибудь течение… Постояв еще немного, пошел дальше, с легким шорохом ведя рукой по стене. Как бы там ни было, а сидеть здесь и ждать… Бр-р! Его передернуло, словно, оглянувшись, он увидел, из какой клоаки вылез. И, когда рука неожиданно провалилась в пустоту, без колебаний повернул за ней.