Начало великих свершений… (другая версия)

Во мне нет жалости. Нет, и не может быть. Моя мать очнулась после страшной резни под трупом какой-то старухи. Мать пришла в себя, потому что на ее лицо из беззубого мертвого рта падали медные монетки — жалкое сокровище, которое старушка пыталась спрятать от своих убийц. Мать, которой тогда было всего четырнадцать лет, целые сутки лежала под грудой мертвецов. Потом долго шла, не разбирая дороги. Ей удивительно повезло, что она наткнулась на русский патруль. В патруле были армяне, которым она и рассказала свою страшную историю. Ее отправили к родственникам в Эривань, где она познакомилась с моим отцом — единственным оставшимся в живых сыном моего деда, скромного торговца. Остальные сыновья деда — девять человек, были зарезаны турками на рассвете, как жертвенные бараны… Вот потому тщетно требовать от меня жалости или сострадания к этим грязным туркам.

Так, ну с меня хватит. Эй, друзья, кто-нибудь будет еще пробовать эту маленькую гадюку? Здесь еще много осталось, э? А я пойду, посмотрю, что творится в деревне.

Старух развесили на воротах. Женщин помоложе — положили из пулемета. Ну с девками и молодыми — понятно. Судя по тому, как трудится Геворк — это надолго. Сколько силы у этого человека, э? Ну а ты что стоишь? Не можешь выбрать? Ара, бери первую, они все одинаковые. Парни, предупреждаю, кто потом пойдет к фельдшеру — три наряда вне очереди! Презервативы Вам зачем раздали? Защита, защита и еще раз защита.

Вартан, что ты делаешь? Ты с ума сошел, э? Я понимаю, что это — мулла, ну и что? Ты считаешь, что его борода загорится только оттого, что он мулла? Месроп-джан, оторвись от этой ишачки, сходи в дом, принеси нам керосин! Вот видишь, Вартан, если полить бороду керосином она горит гораздо лучше и не тухнет всякий раз, как кто-нибудь на Арарате пустит ветры…

Мы закончили лишь в сумерках. Теперь в эту деревню могут прийти нормальные люди: армяне, грузины, казаки. Мимо меня прошли стрелки из взвода Карабекяна. Они ведут детей. Многие малыши не могут идти сами, и бойцы несут их на руках. Я с улыбкой наблюдаю, как один из бойцов, пулеметчик Гагик Татулян, баюкает у себя на груди двухлетнего карапуза. Вот он приостановился, порылся в кармане и вытащил что-то, завернутое в станиоль. Эй, Гагик-джан, а ты уверен, что ему можно шоколад? Уверен? Хорошо…

Когда мы дрались насмерть, защищая Ван, Гагик лично уничтожил минометную батарею. Недаром на груди у него два Георгиевских крестика. Он страшен в бою, но добр и ласков с детьми и своими друзьями в спокойной обстановке. Как он ласкает малыша, э? Хороший человек Гагик Татулян!

Вот и наши грузовички. Шесть Фиатов и два нижегородских вездехода ждут нас и наших новых детей. Грузись, ребята, поехали…

Оберстлейтенант Макс Шрамм. Окрестности Дюнкерка