Начало Водолея

В последнее время сотрудники "легальных" резидентур ЦРУ в некоторых странах в беседах с советскими дипломатами, выдавая себя за сторонников в СССР, нагнетают тревогу за ее судьбу в связи с возникшими в Советском Союзе трудностями политического и межнационального характера, предлагая "задуматься о своей судьбе уже сейчас, чтобы потом не сожалеть об упущенных возможностях, тем более удачно распорядиться своей судьбой"

(Архив КГБ СССР)

Позже Обуховскому все же удалось потрогать монастырские ворота "своего" монастыря. Это было в одной из его "туристических" поездок.

Он считал, что время еще не наступило, поэтому ограничился только поглаживанием камня, а весь план нападения на сокровища перенес на те дни, когда официально в качестве представителя прогрессивной молодежи Западной Германии был аккредитован в Москве в дни знаменитого Фестиваля в 1957 году.

Если бы шефы западногерманской разведки узнали об истинной цели его визита в Москву, то, конечно же, отказали бы ему в аккредитации, но Обуховский не посвящал их в такие мелочи.

... Постепенно желание завладеть отцовскими драгоценностями превратилось в единственную цель, в навязчивую идею, а служба, какая бы она ни была, стала лишь средством ее достижения.

По закону, и он знал это, он имел право всего лишь на четвертую часть найденных сокровищ, поэтому надеялся добыть их без чьей бы то ни было помощи, с тем чтобы, перепрятав изрядную долю, из оставшихся уже получить законную четверть. А остальное... время покажет.

И вот долгожданный день наступил: экипированный каменотес поехал в электричке на станцию Ново-Иерусалимская.

Была прелестная летняя ночь. Она была тихой и звездной, как та, привидевшаяся ему шестнадцать лет назад на фронте. Только теперь не было снега, а был туман, похожий на снег, располагавшийся в лощинах так живописно, словно нарочно напоминал Обуховскому о той военной ночи. Стрекотали ночные насекомые. Легкий ветерок вызывал умиление и усыплял тревогу.

Обуховский принялся осторожно разбирать кирпичи. Через некоторое время он, потный, с колотящимся сердцем, добрался до встроенного тайника, просуществовавшего без малого морок лет, и запустил в него руку.

... И вдруг он влюбился.

В течение всего времени, когда проходил фестиваль, Обуховский общался и знакомился со многими людьми. Попадались ему среди них разные: и откровенные противники советской власти, и негодяи, и ортодоксы, а то и первое, и второе, и третье вместе. Обуховский решил, что неплохо бы иметь свою "штаб-квартиру", лучше у какой-нибудь дамочки, чтобы заодно и усмирять напоминающую о себе плоть.

Обаятельному и расчетливому Обуховскому не надо было даже оглядываться. На расточительного на подарки и галантного иностранца клюнула очаровательная девчонка. У нее не было, как в те времена говорили, определенных занятий, но был широкий круг общения.

Белокурая, стройная, с осиной талией, дама была разведена и интеллигентна. К тому же не психопатка и растила семилетнего сына.

Читатель уже встречался с ним, но не узнал. Много лет спустя этот полный мальчишка, увлекающийся конструктором и "приключениями Незнайки" станет носить странное имя: "Морони".

... Где-то во мраке звездного неба тихо-тихо запело радио: "Как мне дороги подмосковные вечера". И под звуки именно этой мелодии (все в жизни связано) сын бывшего отца Аркадия, странный враг Советского Союза, Андерс В.Обуховский вынес из гобой, на мгновение сверкнувшей подлунный свет россыпи драгоценных камней и бус, принадлежавших отнюдь не ему, а Русской православной церкви.

Но, не подумав о Боге, он не долго стоял, разглядывая драгоценности, которых оказалось не так уж и много - в пересчете на тогдашний, 1957 года, курс - чуть больше миллиона в твердой валюте.

Обуховский был разочарован. Быть может, он не все выбрал? Он снова полез рукой в тайник. Да нет, это было все. Неимоверной красоты изделия, но их мало. Не сгнили же они!

О какой уж тут четверти могла идти речь, когда драгоценностей и самому хватало бы только-только на то, чтобы отрегулировать страшный комплекс малоимущего.

В свертке, который из-за обилия замшевых мешочков был довольно большим и не умещался за пазуху, было несколько не вправленных камней, две-три больших нити бус.

- Какой идеалист отец, - сказал сам себе Обуховский, - он думал, что эта сумма сегодня всерьез может быть на что-то годна. - Он рассмеялся. - На эти деньги даже не доедешь до Москвы на такси, поэтому надо спешить на электричку.

И Андерс Обуховский отправился на электричку, в которой он, дабы не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, разработал план: каким образом переправить драгоценности за рубеж. Но этот план ему не суждено было исполнить.

На следующие утро, оставив драгоценности в кейсе, которых тогда, в Москве конца пятидесятых, было два-три, да и те принадлежали иностранцам, Обуховский ненадолго исчез, а когда возвратился, то обнаружил около дома множество работников милиции, машину и толпу зевак. Спрятавшись, он увидел, как одного их тех, с кем он только вчера пил и трепался, вместе с кейсом ведут к машине.