Начало восьмеричного пути (СИ)

Император Зеллы словно сидел с той стороны и только ждал вызова. Несколько бюрократических проволочек и немного ожидания, и вот на них смотрел с мрачным видом сам Правитель зеллонианцев.

От того он тоже наслушался много чего, хотя зеллонианец тщательно взвешивал каждое слово и вуалировал их как самый хитроумный политик, он едва сдерживался, чтобы не психануть, и махнув рукой, свалить.

Не мог.

Он накосячил, ему и отвечать. После отец почему-то чуть ли не каждый день разговаривал с главой зеллонианцев.

А он как последний дурачок ходил… и трогал всех подряд. Кого-то просто пальцем тыкал, кого-то кулаком. Братьев перемацал, любовниц со всех сторон обшарил. Ну и не только обшарил. На него уже косились все кому не лень. С подачи отца перелопатил всю доступную информацию о проявлениях мощи.

И ничего.

Словно то видение ему привиделось.

Если бы не безвольное тельце в ангаре, он был давно угомонился.

Уже успокоился, как отец ему намекнул, что от пигалицы надо будет ждать личного ответа. Что она там захочет, одному дьяволу известно и Рей едва дотерпел до того разговора. Донельзя взбешенный стоял и смотрел на девчонку, что мелкими шажками к ним подходила и с той стороны затравленным глазиком смотрела. И не просто принцесса, а целый гранд-маршал флота детей Зеллы.

А он же только и мог что с холодеющим сердцем и закипающей непонятно отчего кровью таращиться на ее лицо. Сил не смотреть почему-то вдруг не оказалось, хотя делов-то — просто смотри куда угодно. Но совесть, или что там у него вместо нее, не позволила отвернуться.

Сразу невольно начал сравнивать ту холодную надменную стерву, в голову которой он залез и эту почти сломанную куклу в висящих как на палке одежках. При виде него мордашка, и без того изуродованная, вообще перекосилась так, будто это он ее так ранил.

После до него дошло.

Головоломка в одну секунду сложилась, но он и не удивился. Где-то глубоко внутри он уже понимал, что именно он получил напоследок. Из того образа не было только той грызущей душу улыбки. И глаза. Остальное уже было. И шрам на пол-лица. И кибер-лапка.

Видение будущего.

Рей поймает себя на мысли, что он таки готов свернуть шею малявке, лишь бы весь ее вид не рвал ему совесть, намного позднее. А пока стоял и смотрел, но не понимал, откуда у него внутри эта бездонная дыра. Голоконсоль покажет ему, как быстро выбегает принцесса из поля зрения, едва он откроет рот.

Проводит ее спину взглядом и тоже свалит.

Лишь потом поймет, что он почти ненавидит эту девчонку.

Просто потому что один ее вид почему-то выбивал все мысли из головы.

Он же не… Да с чего вдруг…

========== Часть 4 ==========

Империя Зелла.

Галактика Зеллион, система Колыбель Матери. Планета До-Тэ.

Эта темнота сначала была такой ласковой, райской. Такой уютной, за мягкостью которой скрывались нежные объятия Матери. Этакая колыбель для неприкаянной души, разодранной на лохмотья. В нее Кайло могла кутаться сколько угодно, не задумываясь о времени. За плотной, упругой тьмой скрывались капельки голосков, щебечущих, как те смешные птички, о которых ей рассказывал Тейяр. Кайло даже посмеивалась тонкости и беззаботности этих звуков.

Но потом все оборвалось.

Режущий холод.

Тупая боль разрывала череп изнутри, толкалась сотнями камней, стуча гладкими (и) или рублеными боками. Перекатывалась внутри, сея тянущее жилы чувство неправильности, тут же кривыми линиями иссекая сознание. Эта боль сверлила лоб, потихоньку расползаясь на все лицо до самой шеи, беспощадно высекая колючие тонкие искры. Боль захватывала сантиметр за сантиметром, отвоевывала территорию к груди, пока не запечатала рот и горло, не давая вдохнуть ни малейшего глоточка воздуха. Странный бушующий ветер неуловимых чужих эмоций все рвет, дергает. Путает и без того затянутое болью в клубок сознание, добавляя новые нити ненастоящих чувств (не мое… или…). Новая сверкнувшая злая искра… и в легкие потекли блики воздуха, желанного и неповторимого.

Потом кончилась и боль.

Разве бывает так тихо?

Когда полезли воспоминания, Кайло изо всех сил желает, чтобы вернулась та, старая боль. Она по крайней мере была физической.

Новая волна была болью разумной, всепоглощающей. Новая боль казалась сферой, не позволявшей сделать хотя бы попытку сделать шаг вперед и вырваться из нее. Держала на месте, а потом и словно вовсе начала откатывать назад.

Та — которая застарелая, годами взращенная. И эта боль почему-то не забирала ничего. Только отдавала. Бездумно, безжалостно отдавала старые образы, которые хотелось бы отрезать от себя навсегда. Насильно всовывала эту память, ничуть не жалея ее расхристанное сознание.

Старая боль лакомилась телом, насытилась по уши и ушла. Новая же боль разъедала разум.