Начало времени

Гаврил Сотский — долговязый, с трясущейся головой и обвислой, как у старого мерина, губой. Что ему ни говорят, он всем поддакивает торопливо, изображает рассеянное терпение человека, чьи мысли где-то далеко и о более важных делах. Есть такие люди—всегда «нездешние», всегда «отсутствующие». Где только настоящее место их мыслей, где они присутствуют—самому господу это неизвестно. Гаврил играет роль небожителя, спустившегося с заоблачных высот ради нелегко дающегося ему присутствия среди людских забот и печалей. Он кого-то узнает, кого-то хлопает по плечу, удостоит щипка молодицу, кому-нибудь из ребят щелчка даст по лбу. И все это для вящего впечатления: небожитель на земле! И все это с рассеянно–озабоченным видом. Гаврила любит, когда людно, шумно, когда есть на что поглазеть. Тут он чувствует себя как рыба в воде. Сегодня за пожарной помпой шествует куда меньше людей, чем вчера, и это тревожит Гаврилу Сотского. Он озирается, смотрит через наш плетень, приставив ладонь ко лбу, почему не идут сельчане?

Когда сгрузили машину и раскатали брезентовые рукава–шланги, Гаврил Сотский просит городского пожарного подождать: «Хай люды побачуть». Пожарный понимающе кивает головой. Ему тоже хочется, чтобы люди увидели, как действует машина. Он даже выказывает Гавриле Сотскому догадку о тактическом промахе: зря вчера машину показывали возле сельрады…

Но люди подходят. Все наши соседи уже здесь. Даже батюшка пришел посмотреть на машину для тушения пожаров! Табачная ряса до пят, седые космы из-под соломенной шляпы разметались по плечам, руки сложены на груди, как у Христа.

Вот уже опущен в лужу тот брезентовый рукав, который покороче. На конце у него медный фильтр, величиной с самоварчик. Он весь в круглых дырочках. Этим фильтром с дырочками шланг напоминает эдакую страшную многоглазую гусеницу — из тех, которых мальчишка вполне тоже может увидеть во сне. Сравнение со змеем–удавом мне в голову не приходит. Я о нем ничего еще не слышал.

Остап и отец берутся за одну ручку. Гаврил Сотский и пожарный — за другую — и помпа приведена в действие! Все уже догадались, что тушение пожара машина производит простой водой. «По энтой кишке она затягивает воду, а вон по той кишке, что подлиннее, вода струей гасит пламя», — объясняет батюшке Остап. Батюшка кивком головы вежливо благодарит кузнеца за уважительное объяснение и больше никаких лишних вопросов не задает. Но вот длинная кишка зашевелилась, как живая, упруго заходила по земле, а из ее трубки с блестящим медным наконечником, похожим на маленький церковный купол, вырвалась струя! Вода шипит, как тысячи змей, и растекается по земле.

Пожарный кому-то торопливо уступает ручку и спешит к трубке с наконечником. Он, как факел, торжественно поднимает трубку, и сильная струя, вся в ярких радужных блестках, обрушивается на наш плетень! Пожарный вертит куполом на наконечнике, и струя Теперь рассыпается, брызжет на плетень, точно дождь. «Наддай, наддай!» — кричит пожарный тем, кто у ручек, и сжатая им острая струя, вздрогнув, перемахивает через плетень в наш сад!

А людей уже куда больше, чем вчера. В многоголовой толпе — брыли и шапки, темные платки и белые, как голуби, легкие хустынки молодиц, русые и золотистые головенки детворы. А сколько людей выстроилось на той стороне нашего плетня! Лица юные и исхудалые, землистые и морщинистые, бородатые и загорелые. А глаза…

«Светлые глаза привольной Руси блестели строго с почерневших лиц», — как сказал поэт.

Все в восторге от машины! Особенно довольны Гаврил Сотский и пожарный. Они о чем-то оживленно толкуют и смеются. Вытирая руки о штанины брезентовых брюк, пожарный подходит ближе к зрителям.

— Ну как?

— Гарна машина, — в один голос отзываются сельчане. Пожарный говорит, что теперь им надлежит организовать добровольную пожарную дружину, которую он подготовит, научит обращаться с машиной. Затем с каждого двора потребуется тридцать копеек на эту дружину. На форму, ну на фуражки поначалу хотя бы…

Заслышав про дружину и тридцать копеек «поначалу», толпа мужиков быстро начинает таять. Интерес к машине вдруг у всех пропал… А где отец? И его, оказывается, уже как ветром сдуло!

Зато мы, ребятишки всего села, храним верность машине и пожарным идеям. Мы теперь имеем возможность, не опасаясь подзатыльника, подойти к машине вплотную. Шаль, что нет у нас тридцати копеек! Мы все стали бы пожарными.

— Ну, вы чего? Марш по домам, шыбенники голопу–а _ые1. — Гаврпл Сотский сердпто кричит на нас, обступивших машину, вериых пожарному делу энтузиастов. — Вот я вас кишкой сейчас, саранча! — не в шутку рассердился Гаврил Сотский. Его расстроило неблагодарное отношение мужиков к машине. «И всегда так, мужичье глупое! Своей пользы не понимают!» — ворчит он, сильнее прежнего тряся головой и помогая пожарному скручивать кишки-шланги. Можно подумать, Гаврил Сотский княжеского роду, а по такой же мужик, как и те, кто «своей пользы не понимают»!