Начало жизни

— Разве в царское время на коньках катались… рабочие? Разве у вас были деньги на коньки?

— А что ж, — отвечал дядя Паля, — коньки — они пустяки стоят. Был холост, находил время… Я механиком был в трамвайном парке, а дядя мой слесарную мастерскую имел. Мы еще прилично жили. Рядом с нами фабричный народ — ткачи, металлисты — из тех жестоко выкачивали. Очень туго тем приходилось, у кого семья. Жили чёрт-те где, чтобы за квартиру дешевле платить. Мои семейные друзья в подвалах жили. Но ты не думай, что если в подвалах, так всюду грязь, мусор. Рабочие жены геройски боролись за чистоту. У хорошей хозяйки и на комоде белая вязаная накидка и кровать белым покрыта, — собственной работы изделия. А выгонят мужа с фабрики — и покрывало идет на толчок, и скатерть. Ну, если со стен течет, это уж не от хозяйки зависит, а чистоту народ любил. Старались скрыть свою нищету. Это дела не меняет. Власть была у богатых, все льготы богатым были, и учились только их дети. Нас никто и за людей не считал. А теперь власть рабочих. Рабочих-то много, как ты думаешь? Значит, власть наша многим выгодна, народу выгодна, а не кучке хапуг. А буржуев мы прижали. И нэпманов прижмем понемногу, подожди. Все пойдут работать. А ты кем хочешь работать, когда вырастешь?

— Я? Учительницей наверно…

— По мамашиной линии, значит? Ну, давай, давай.

— Вам хорошо, — сказала Маша смущенно, — вы коммунист, всё понимаете… счастливый.

Дядя Паля рассмеялся.

— Ты так говоришь, словно меня фортуна наградила. Будто я с малых лет всё соображал. Коммунистом никто не рождается, коммунистом можно стать.

Хорошо сказал дядя Паля, запомнились его слова: коммунистом никто не рождается, коммунистом можно стать. Одно было не ясно: а как это — стать? Что для этого делать надо? Неизвестно. Ладно, раньше вырастем, тогда и разберемся.

* * *

Маме уже обещали в какой-то школе полставки на будущий учебный год. А пока она давала в школе уроки бесплатно, чтобы зарекомендовать себя. Это отнимало у нее немало времени, и Маше приходилось помогать ей по дому.

— Мама, когда я пойду в школу? — не раз спрашивала Маша.

— А зачем? Учебники у тебя есть, немецкий язык тоже учишь…

— В школе весело, там пионеры, стенгазета…

— А разве дома скучно? Хотите стенгазету выпускать — пожалуйста! В этом году поможешь мне по хозяйству, в следующем пойдешь.

Разве она беспокоится об образовании! Не в нем дело. В чем-то другом. Дома тесно. Всё тут известно наизусть, всё одно и то же.

Стенная газета… Маша помнит смешные карикатуры в стенгазете на углу «Невского». Ту газету выпускали студенты. Потом вспоминается детская стенгазета «Галчонок», о которой прочитала в каком-то журнале. Еще там сбоку был нарисован галчонок с большим клювом, а заметки все были о квартирных происшествиях.

— Назовем ее «Птица-перепелица»? — спрашивает Маша брата, посвятив его в свой замысел.

— Назовем! А кто будет сочинять заметки?

— Ну ты, я, Леля… Я буду писать под разными именами, будто у нас много сотрудников. Только ты никому не говори. Про что ты напишешь?

Про праздник Октября.

— Ну, пиши…

«Что у него получится, он еще малыш, — задумывается Маша. — Ладно, главное — не унывать. Потом всех вовлеку, и маму, и папу… И про Елизавету Францевну напишем».

— Я стих сочинил…

Взволнованный и смущенный Сева сует ей листок бумаги, исписанный корявыми печатными буквами. Она читает:

Об Октябре
Да здравствует Октябрь,
Октябрь мировой!
Он выковал могучую Республику Труда!
Вперед туда,
Где горит пятиконечная звезда!

— Ты сам? Здо́рово…

Он даже забыл подписаться, так восхитил его первый литературный опыт. Маша села писать сама. Писала статьи, сочиняла ребусы и шарады, рисовала картинки. Вывесила стенгазету в столовой. Леля прибежала посмотреть, потом сама написала статейку о том, что у них в классе глуховатая учительница, она неправильно поставила Леле неуд, просто ответа не расслышала. Конечно, учительница этой заметки никогда не увидала, но Леле стало легче уже оттого, что она высказалась.

В стенной газете отводили душу. Тут писали обо всем. Маленькая домашняя стенная газета, помещавшаяся на двойном развернутом листе из папиных бумажных запасов была окошком в мир, в жизнь. Побывали в опере — и тотчас в стенгазете появились рисунки с натуры: смешной дон Вазилио уходит из замка, над ним смеются Розина и Фигаро… На улице манифестация, первомайский праздник, и в газете — статья. Где-то далеко на Северном полюсе советский летчик Чухновский спас ученых-итальянцев, потерпевших аварию на дирижабле, советский ледокол «Красин» спас там же корабль «Монте-Сервантес». Все газеты мира написали об этих событиях, и среди них — самая маленькая, по количеству читателей, газета «Птица-перепелица».

Дома отец рассказывал, что когда в Ленинград пришел ледокол «Красин», встречать его собралась половина города. Маша тотчас села сочинять балладу о Чухновском:

Воздух сечет дирижабля пропеллер,
Летит экспедиция на север…