Начало звёздного пути

Николка остановился за спиной грабителя, тот ничего не слышал, но интуиция предупредила его об опасности, и он резко обернулся. Для Николки это было очень медленно. Его организм, подстегнутый тревогой, действовал намного быстрей. Доля секунды – и бандит со сломанной шеей был тихо опущен на пол. Идущий первым со свечкой Мишка все же что-то услышал. Когда он посмотрел назад, то увидел, что над телом его подельника наклонился молодой беловолосый парень. Тот поднял голову и посмотрел на бандита черными, пустыми, без выражения, глазами. Мишка, выронив свечу, вздохнул, собираясь кричать, но горло было перехвачено стальными пальцами. И его тело, бьющееся в предсмертных судорогах, также тихо опустилось на пол. Затушив продолжавший тлеть огарок, Николка метнулся на первый этаж. Атаман, проверявший ящики комода, не успел ничего почувствовать, когда дыхание внезапно прервалось, и наступила темнота.

Через десять минут особняк пришел к жизни.

Энгельбрехт с причитаниями зажигал свечи и с ужасом глядел, как Николка без особого напряжения стащил трупы трех бандитов в вестибюль. А связанного атамана он принес в гостиную, куда уже пришел встревоженный отец, и, прислонив к стене, опустил его на пол.

К Искину АР-345 от модуля ХХ02:

Сообщаю: достигнутое состояние гомеостаза позволяет реципиенту перейти к усвоению возможностей начального курса десантника Содружества. Прошу разрешения на начало учебного цикла.

Модулю ХХ02 от Искина АР-345:

До окончательного определения морально-этических установок аборигена проводить обучение запрещено.

– Николенька, как ты, сынок? Эти злодеи тебя не поранили? – князь Андрей завалил сына вопросами, не обращая внимания на лежащего, как куль, атамана.

– Нет, батюшка, бог миловал, справился я с ними, – отвечал Николка, пытаясь привести в чувство разбойника.

– Так что теперь будет, ваше сиятельство, – жалобно вопрошал Энгельбрехт, – надо же квартального надзирателя кликнуть, негоже без него допрос проводить, да еще смертоубийство тут произошло.

– А ну цыть! – крикнул ему старший Шеховской. – Вначале мы с этим субъектом побеседуем. А уж потом пойдешь до Пахомыча.

В это время атаман открыл глаза и, поняв происходящее, начал площадно ругаться.

Андрей Григорьевич подошел к нему, с трудом присев на корточки, вытащил из ножен огромный горский кинжал и приставил к глазу грабителя.

– Ну, милок, давай рассказывай, кто послал, сколько обещал и зачем? – сказал он со зловещей ухмылкой. – А то сейчас глаза лишишься, я у басурман многому научился, они мастера языки развязывать.

Мужик побледнел и заговорил.

– Барин, вот те крест, все скажу, ничего не утаю. Через Смирнова, трактирщика с Литейного, заказ взял. Пятнадцать рублев тот обещал и задаток три рубля выдал. Что да как в особняке обрисовал, сказал, что в доме только старик да малой, сын его, имеется. Эх, встретить бы его мне опосля, на кусочки бы тварь порезал за подставу. Не сказал прохиндей, что сынок твой сам убивец первейший. А боле ничего не знаю.

При этих словах князь бросил взгляд на невозмутимо стоявшего рядом с ним Николку. Тот дотронулся до плеча князя.

– Батюшка, надобно быстро квартального кликать, да и жандармов известить не мешает. Думаю, что если этот лиходей не врет, надо быстро Смирнова задерживать, а то его, скорее всего, тоже убьют, если уже не убили.

Князь с трудом поднялся с колен, с благодарностью приняв помощь сына.

– И точно, Николенька, верно, говоришь. Энгельбрехт, поспешай к квартальному, да пусть тот сразу весточку пошлет в жандармский корпус, чтобы оттуда кто появился.

Скажи, что я велел сразу, чтобы в трактир Смирнова наряд выслали, и пусть того сразу под стражу берут.

Через полтора часа в помещение зашел пожилой квартальный надзиратель Никифор Пахомыч Ласков. Лицо его было еще заспанным, хотя он уже порядочно прошелся пешком по улице. Он уважительно приветствовал князя и затем внимательно посмотрел на связанного атамана.

– О, кого я вижу, Козодой, ты ли это, ха-ха, наконец-то ты, сукин сын, мне попался, – и с размаха заехал сапогом прямо под ребра грабителя.

– Но-но, – крикнул князь, – ты, Пахомыч, тут не балуй, пришибешь еще молодца, а он многое должен рассказать.

Квартальный сразу стал меньше ростом и начал объясняться.

– Так это же, ваше сиятельство, есть Козодой, известный убивца, виселица по нему давно плачет. Сколько он народу загубил, немыслимое дело. И кто его так в бараний рог свернул? Неужто сынок ваш энтот? Мне Энгельбрехт, когда сказал, то грешным делом плохо верилось.

– Хм, а что же это за прозвище у него странное такое? – спросил князь.

Ласков улыбнулся.

– Так оно дано ему, когда он еще молодой был, козье молоко любил, когда грабил тех, у кого козы были, так заставлял коз доить.