Пайлот легко меня догоняет. Мы уходим влево по тропинке и доходим до дорожки, обсаженной худощавыми, мертвыми, голыми деревьями. Это поразительно. Я поднимаю фотоаппарат, чтобы сделать снимок. Я сосредотачиваюсь на диафрагме, когда чувствую, что Пайлот прямо рядом с моим лицом.
– Приготовься, – снова предупреждает он.
– Стой, но я не…
Я замираю, когда его нос легко касается моей щеки. Его губы щекочут мое ухо, когда он шепчет.
– Я посмотрел все шесть сезонов «Остаться в живых» летом после учебы за границей, они фантастические.
У меня не получается справиться с идиотской улыбкой. Я опускаю руку с фотоаппаратом и поворачиваюсь к нему. Он не двигается, так что его лицо касается моей щеки, пока мы не оказываемся нос к носу.
Я с вызовом смотрю ему в глаза.
– Это неправда.
– Правда, – его улыбка становится лишь шире.
Мое сердце парит.
– Нет.
– Не говори, чего я не могу, – отвечает он.
У меня чуть приоткрывается рот.
– Нет…
– Четыре… – начинает он.
Я чуть склоняю голову, светясь от удивления.
– Восемь, пятнадцать, шестнадцать, двадцать три, сорок два.
– Ты говоришь со мной про «Остаться в живых»? – спрашиваю я, не веря своим ушам.
Кожа зудит. Наши лица так близко.
– Нужно вернуться, – шепчет он.
– Хватит, – слабо протестую я. Мне это так нравится, и это точно работает.
– Если что-то пойдет не так, ты будешь моей постоянной?
Слишком. Привлекательный. Не могу. Я обхватываю его руками за шею, и мы целуемся во дворе Версаля. Я проиграла.
Мы вчетвером обедаем вместе в кафе, спрятанном посреди этого пейзажа. Мы снова держимся за руки, но только тогда, когда Бейб с Чэдом не смотрят на нас. Потом едем на RER назад, в сердце Парижа, осматриваем Нотр-Дам, ужинаем и ведем легкую беседу.
В хостеле мы оставляем Бейб и Чэда на четвертом этаже и поднимаемся на шестой. Держась за руки, мы останавливаемся у входа в нашу комнату.
– Вот моя комната, – говорю я, беззаботно поворачиваясь к нему лицом.
– Шутишь. Я тоже здесь живу.
Я закатываю глаза, пытаясь подавить охватывающее меня головокружительное чувство, взявшее верх над мозгом, и вставляю ключ в замок. Это чувство такое новое. Я все время начинаю тревожиться, дрожать, но головокружиться? Вообще, существует ли слово «головокружиться»?
Открываю дверь. Мужчина с проблемами сна шумно дышит в углу. Я кидаю сумочку на пол и сажусь на кровать, поставив ноги в проходе. Пайз садится напротив меня на свой собственный матрас. Кожу покалывает, когда наши колени соприкасаются.
– Итак, это окончание нашего второго свидания? – тихо замечаю я.
– Кажется, да. И как мы справились?
Я поджимаю губы.
– Четыре с половиной из пяти звезд. – Он улыбается. – Поздравляю с победой в движении вперед, – я протягиваю руку, чтобы пожать его.
Он нежно сжимает ее.
– Ты достойно боролась.
Я улыбаюсь и ложусь на бок, как прошлой ночью.
– Если еще непонятно, я не так-то хороша в шагах вперед.
Кровать рядом со мной скрипит, когда Пайлот принимает такую же позу.
– Ты неплохо удерживаешь зрительный контакт, – говорит он со своей фирменной ухмылкой классного парня.
– Да?
– Да, – тихо говорит он.
– Хорошо. Я уже годами тренировалась.
Его глаза светятся от сдерживаемого смеха.
– Все это движение вперёд – трудная штука, – я на мгновение поджимаю губы. – Выставлять себя вот так – словно ты уязвимый идиот.
– Иногда нам нужно быть уязвимыми идиотами, – просто говорит он.
– Ага, я была уязвимой идиоткой с тех пор, как мы сюда попали, но то есть, еще более уязвимой.
Он смеется. Я встаю с кровати. Он следит за мной взглядом, когда я делаю шаг вперед.
– Подвинься, пожалуйста, – командую я.
Он изумленно вскидывает брови и сдвигается на противоположный конец одиночной кровати. Я ложусь на бок и подпираю голову рукой. Мы в паре дюймов друг от друга, но не касаемся друг друга.
Я подавляю ухмылку.
– Смотри, буквальный и фигуративный шаг.
– Респект, – он беззаботно улыбается, и мгновение внимательно смотрит на меня. – Просто чтобы ты знала, я знаю, что вел себя так, словно злюсь из-за того, что ты сказала мне в кофешопе, когда мы только попали сюда, но, оглядываясь назад, должен сказать, что рад, что ты сделала такой шаг.
Сердце наполняется радостью. Я представляю, как легкие давят на грудную клетку.
Я сглатываю.
– Пайлот, я знаю, что об этом странно разговаривать, но, думаю, мне нужно больше знать о твоей нынешней жизни в 2017 году.
Он выдыхает и, упав на подушку, смотрит на потолок. Проходит минута. Я тоже кладу голову на подушку, но остаюсь лежать на боку, наблюдая за ним.
– Не знаю… у меня хорошая работа. Стабильная. Мы с Эми, мы живем, жили… вместе. Ты спросила, были ли мы помолвлены, в тот день в кафе… Я думал о том, чтобы сделать предложение. Кажется, я попал в этот сизифов круг и чувствовал, что постоянно пытаюсь добраться до места, где мы с Эми набираем 100 %, и не могу. Было бы нечестно делать предложение ей или мне, если мы не были в стопроцентных отношениях. – Он протяжно вздыхает, а потом поворачивается, чтобы взглянуть на меня. – Шейн, мои родители проходили через тяжелый развод, когда мы впервые сюда приехали.
Я секунду смотрю ему в глаза:
– Что?