Начать заново (СИ)

Взгляд отца сместился за мое плечо, и я увидела, как с крыльца к нам торопился дворецкий с зажатым письмом в руке.

— Юная госпожа, вас ищет матушка. — Брам оглядел с бесстрастным видом мой вид, и протянул письмо отцу. — Срочно.

Одной рукой отец бережно поставил меня на землю, другой забрал письмо и вчитался в строчки на дорогой бумаге с золотым гербом в виде льва в круге — эмблема императора.

— Красивый. — провела я по выпуклой печати на конверте и заметила, как привычно мягкое выражение лица папы сменяется беспокойством и небольшой складочкой между бровями.

— Что-то стряслось? — спросила я, привыкшая к тому, что отца частенько вызывали в командировки.

— Обсудим позже, цветочек. — убрал он бумагу в конверт.

В этот день я видела его в последний раз перед тем, как он уехал на фронт. В тот момент я еще не знала, что письма умеют разрушать жизни.

— Юная госпожа… — донесся до меня смутно знакомый голос, который вновь и вновь продолжал звать. Брам, что тебе надо? Я поморщилась, когда пространство мягко пошатнулось как на волнах, а в глаза хлынул яркий свет, заставляющий спрятать лицо. Воспоминание-сон развеялось, оставив после себя эту неуловимую дымку прошлого. Чуть пошевелившись, я поняла, что шея затекла, как и все тело, а правую ногу, подоткнутую под себя, закололо сотней иголок, напоминая, что каждой конечности нужен кровоток, а хозяйка оных заснула абы как. Я выставила руку, заслоняя солнечный свет и слепо заморгала. Темный силуэт мужчины всматривался в меня, но почти тут же отвернулся, хрипло проговорив:

— Очнулась. Вот и ладушки, вот и хорошо. Мы на месте. — мягко заговорил дедушка, в котором я опознала пилота дирижабля. Он закопошился у панели приборов, а я на секунду прикрыла глаза, переваривая случившееся, точно дурной сон. Череда событий вспыхнула тлеющей страницей моей жизни. Она сгорела точно пергамент в один миг, буквально за час, осыпая пеплом мои мечты и планы.

Говорят, темная магия имеет особый привкус и след. Теперь я точно знала, что носители темного дара действительно могли разрушить жизнь на корню. Байки — не сказки. Впрочем, Коэн Далл совершил невозможное практически без нее. Он одновременно и разрушил, и спас мое будущее, бросив финальную спичку на красивые листы намеченной судьбы. И сейчас слова, что когда-то сказала мне цыганка на площади Истана вспыхнули в голове с большим пониманием: «Иногда следует сжечь мосты прошлого, чтобы увидеть дорогу в будущее». И я сжигала, вернее это был принудительный пожар.

— Леди, — вывел меня из водоворота мыслей голос пилота, — за той дверью есть вода и полотенце. Что-то мне подсказывает путь еще долог. — обвел он меня понимающим взглядом, на что я благодарно кивнула и, размяв затекшие конечности, скрылась за указанной дверью.

За все то время, что я читала письма, а затем, как припадочная рыдала, Бакстер не проронил ни одного уязвляющего комментария. Он вообще молчал. Лишь когда я успокоилась и притихла, видела его сочувствующий взгляд. Но по имени он меня ни разу не называл и вообще никаких вопросов не задавал, за что я была ему благодарна вдвойне.

Нужник был скромен, но чист. Хорошо, что вообще был. Я плохо разбираюсь в дирижаблях, но кажется раньше таких удобств не было и в помине. А модель явно претендовала на звание «ретро». Раковина с медным краном зазвучала натужно, а когда сподобилась, то выплюнула ровную небольшую струю. Я поспешила умыться холодной как лед водой и вытерла лицо стареньким, но пахнущим щелоком полотенцем.

В мутное зеркало на меня смотрела девушка с абсолютно потерянным взглядом и красными глазами на заплаканном лице. «Красавица», ничего не скажешь. Какое-то время я постояла и поплескала еще в лицо водой, а затем натянуто улыбнулась в зеркало. Вышло фальшиво, но придаваться унынию долго не в характере светлых колдуний рода Фэлс и пусть теперь меня зовут Таяна Тесс, рождения моего этого не отменит.

Когда я вышла, Бакстер уже открывал дверь и взял на себя багаж. Мне стало неловко, что пожилой человек будет таскать мой скарб, но от меня он только отмахнулся.

— Мужчина должен быть в любом возрасте мужчиной. — нравоучительно произнёс старый пилот.

Из скрипнувшей механизмом и железом проема на меня подул жаркий полуденный ветер. И вроде и родной, но такой чужой. Сощурившись от яркого солнца, я вышла за Бакстером, казалось бы, на ту же опушку, с которой и началось мое «приключение» на дирижабле, за исключением одного: Россария в основном располагалась на равнинах, а эта земля представляла собой не просто лес, а мягкие «волны» холмов с глубокими синими тенями. Небо казалось низким, а облака точно взбитые сливки ложились десертом на зеленое «море». Даже воздух казался другим — чужим.