Начиная с лестничной клетки (СИ)

Мысль, что Светик всегда была четвёртой, благоразумно запрятана сейчас далеко-далеко. Даже странные Славкины слова, про Светика сначала удивили, а позже улетучились, забылись. Главное – другое: сейчас он спасён и от переживания своего унижения, и, что важнее сейчас, от краха своей правильно выстроенной четыре года назад жизни. Но фундамент его эфемерной постройки дал трещину и тонкие паутинки уже расчертили фальшиво-красивый, но такой правильный фасад. Хорошо ведь, добротно построено – "как у всех", никто не покажет пальцем...

А утром...

"А ты знаешь, что Светик – это я?"

Вот тогда и ухнул вниз с грохотом и визгом выворачиваемой арматуры первый кусок облицовки его искусственной жизни. Теперь ответ сошёлся сам: легко и красиво, без принуждения, без лихорадочного подгона. И завертевшееся в голове: "Святослав – Свят – Светик" было не нужно. Потому что был он, мальчик-подросток с синими глазами. Его мальчик.

Его. Давно его. Может ещё с самой первой встречи на лестничной клетке.

Его смех, очень редко – голос, вечный капюшон на голове... В самую первую встречу на площадке перед своей квартирой, он единственный раз замер перед ними – поймали, притянули его Славкины пронзительно-синие глаза. Намертво. Тогда смог, оторвался, с кровью отодрал себя от них и укрылся за спасительной дверью. Испугался жутко, испугался настолько, что нашаманил, вызвал себе спасительную амнезию. Не подвела: вдарила, спрятала, заморозила.

Но оттаяло, прорвалось, пробилось... Его мальчик. Его.

Славку словно кто-то выдернул из сна. Что он здесь? Зачем? Дим почти выздоровел, и может уже завтра...

Темнота надвигалась, давила. Он не сможет там, гдё-то, один, без Дима. Без него... Ему нужен, очень нужен... Хозяин? Он ведь, Славка кто, – дворовый пёс... Он здесь, на полу в чужой квартире? "Всё правильно, это моя подстилка! Да-а-а, а я опускаюсь всё ниже и ниже: сплю на коврике у кровати хозяина". В голове у него закружилось: мысли, обрывки слов, фрагменты картинки... Рука. Он почувствовал на своём плече руку. Вырываясь из дремотного марева и тягостных мыслей мальчик вздрогнул, замер. Распахнул глаза, надеясь... Зажмурился и капля стекла к ямке у переносицы: "Погладить захотел верного пёсика..." Не сдавалось упрямство: сейчас, когда всё успокоилось, улеглось, снова вскинула голову дурная гордость... Славка ненавидел себя в эту минуту: за непонятную верность Диму, за непостижимо-трепетное служение, за блаженную покорность, за то, что в эти несколько дней незаметно для себя начал надеяться, начал жить...

Он очень осторожно сползал с дивана, чтобы не разбудить мальчика. Хорошо, что Славка додумался постелить простынь – с кожи не так легко соскользнуть. После того, как Дим нашёл Славку на полу, дотронулся до него, он уже не смог... Не смог бы отпустить его. Хотелось быть рядом настолько близко, насколько только возможно.

Теперь Дим сам лежал на полу, вслушивался. Спит? Аккуратно подполз ближе, углядел: мальчик спиной к нему, лежит на своём пледе, укрыт другим его концом. Даже не укрыт, завёрнут, как гусеничка в кокон. "Это хорошо, - подумал он. – Это то, что нужно".

Боясь потревожить Славку, Дим остановился в нескольких сантиметрах от него: лежал и вдыхал уже знакомый льдистый запах прелой листвы. Несмотря на душ, который по вечерам принимал Славка, этот запах был постоянно с ним, он был везде: в комнате, в квартире, в Диме. Рука сама потянулась к голове. Невесомо перебирая едва различимые в темноте волосы, Дим старался почувствовать, найти притягательные синие лучики.

"Мой Ёжик" – еле слышный выдох в затылок.

Славка услышал, захлебнулся... Он подался назад, вжимаясь своим коконом в чужое тепло, в поддержку, в надежду. Всё напряжение последних дней растаяло, ушло, освобождая его. Слёзинки одна за другой потоком убегали к носу, скапливаясь там, пока не набиралось достаточно, чтобы вытечь маленьким ручейком на плед, под щёку, где и так было уже мокро. Но этого мальчик не чувствовал. Губы тоже застыли во сне, так и не почувствовав счастливо дёрнувшихся кончиков. Славка улыбался. Спал...