...начинают и проигрывают

Узнав так неожиданно, что Станислав Васин, как и он, связан с дядей, Изосимов не выпускал его из глаз до тех пор, пока тот с двумя попутчиками в кабине не двинулся к воротам комбината.

— Куда он?— поинтересовался, словно невзначай, у диспетчера.

- В Зеленодольск.

— А еще кто с ним?

- Так, из отдела снабжения двое.

Но Изосимов не успокоился. Почему Васин сказал: «Если к вечеру не вернусь…»? Почуял что?

Утром побежал к Тоне, секретарю-машинистке дирекции; в свободные часы он нередко точил с ней лясы. Тут разнюхал, что директор подписал только две командировки в Зеленодольск: Васину и Шинкову, снабженцу.

— А третий?

Про третьего Тоня ничего не знала.

Изосимова охватила тревога. А тут еще днем в гараж явился выпущенный из тюрьмы Андрей Смагин. И хоть трепал Степка Олеша, что следователь играет со Смагиным в кошки-мышки, сам ему говорил по секрету, тревога Изосимова перешла в панику. В голове словно вспыхнул красный сигнал близкой опасности.

Что-то, скорее всего какое-то десятое чувство, порожденное неотвязным липким страхом, подсказало ему, что Станислав Васин из Зеленодольска не вернется. И он не стал дожидаться вечера, погнал жену за швейной машинкой. Отнес ее к Тиунову, полагая, что уж у него, коммуниста, инвалида Отечественной войны, искать не станут. Бросил под мою дверь заготовленную дома записку с «Черной кошкой» для отвода глаз — и решил выйти из игры.

Неудачно…

На обратном пути из Старой Буры, болтаясь в тряской машине, мы почти всю дорогу молчали. Лишь когда уже показались первые огни города, Изосимов произнес хрипло:

— Можно спросить?

— Спрашивайте,— разрешил Глеб Максимович, полуобернувшись; он сидел впереди, рядом с шофером, я с Изосимовым - на заднем сиденье.

Изосимов откашлялся, прочищая горло:

— Что я рассказал, вам поможет?

Уже на что-то надеется, подлец!

— Нет!— отрезал полковник.— Что вы рассказали? Вы же ничего не знаете. Ну, кто такой Дядя?

Изосимов помолчал. Потом произнес, опять с хрипотцой от волнения:

— Но я, честное слово, не знаю. Вот нутром чую, что из наших, комбинатских, где-то рядом, а кто — не знаю. Я бы сразу сказал.

Ему можно было поверить.

— А почему считаете, что он рядом?— уцепился

Глеб Максимович.

— Уж больно про нашу шоферню сведущ. Ведь это от него в тайном письме совет пришел на Смагина Андрея валить, по причине его ссоры со Степкой. А чужому человеку про то откуда знать?… И еще случай был. Спор зашел на перерыве в диспетчерской. О шпионах — есть они здесь, у нас, или же нет. Я возьми и выскажись: нет, мол, откуда? Если бы были — давно бы сказались. Так вот, в следующий раз в тайном письме приказ мне был в споры никакие не встревать…

— Хорошо, допустим, Дядю вы не знаете. Но вот своего приятеля из госпиталя? Его-то должны знать?

— Так я же говорю: лаборант он.

— Лаборант, лаборант,— недовольно повторил Глеб Максимович.— Там не один лаборант. Звать его как?

— Звать?— Изосимов, стремясь вспомнить, стал остервенело шлепать себя ладонью по лбу.— Вот ведь выскочит из головы!… Гражданский он, вольнонаемный, чернявый такой.

Чернявый? Я спросил:

— Не Полянов?

— Во-во!— обрадовался Изосимов.— Полянов Кирилл Андреевич — вспомнил! Полянов он самый!

25.

По договоренности с соответствующими инстанциями Глеб Максимович Изосимова отвозить в тюрьму не стал, а оставил у себя в учреждении, поместив его под охрану вооруженного пистолетом сержанта в гулкой прохладной комнате, служившей, судя по устоявшемуся табачному духу, чем-го вроде курилки.

- Скоро вас вызовут на допрос…— предупредил Глеб Максимович.-Не спите, а вспоминайте подробности.

- Само собой,— заискивающе осклабился Изосимов.

Мы вышли в широкий коридор с линолеумовой дорожкой почти до самых стен и шикарной букетоподобной люстрой из множества граненых стекляшек — в ней горела одна-единственная, зато очень яркая лампа.

Еще стояли здесь возле каждой двери обитые красным бархатом кресла с гнутыми ручками.

- Купеческое барахло!— Глеб Максимович, уловив мой уважительный взгляд, презрительно пнул на ходу одно из таких кресел.— Пылехранилище! Даже садиться опасно — сразу весь серый.

Он открывал одну за другой тяжелые резные двери с литыми бронзовыми ручками.

— Никого!

— Глеб Максимович, а мне куда сейчас?

Я через его плечо тоже заглядывал в комнаты. Обычные канцелярские письменные столы, хлипкие венские стулья — в коридоре все куда внушительнее.

— Пока со мной…— Он толкнул очередную дверь.- Ага — Сечкин! Вас-то я и ищу! Пошли ко мне… И вы тоже!— добавил он, заметив, что я остановился в не решительности.

Кабинет Глеба Максимовича, как и прочие, был ничем не примечателен. Разве что только расписанная несуществующими на свете цветами матерчатая ширма, за которой стояла обычная раскладушка, застеленная по-армейски. На стуле рядом с изголовьем раскладушки лежали, странно соседствуя, расстегнутая кобура, с выглядывавшим из нее пистолетом, и круглая резиновая грелка.

- Не знакомы еще?

Глеб Максимович представил нас друг другу. Сечкин, костлявый, сутулый, с неподвижным маловыразительным лицом, слегка поклонился, скользнув по мне свинцовыми с белесыми ресницами глазками.