Начинали мы на Славутиче...

Много лет спустя после войны меня разыскал оставшийся в живых боец взвода Ганюшина Иван Александрович Куклик и рассказал подробно о том бое и своем командире. Отбивая очередную, уже пятую за день атаку гитлеровцев, взвод потерял одно орудие вместе с расчетом. Возле другого осталось всего три человека. Кончались снаряды. Связи с комбатом не было. И тогда Петр Михайлович Ганюшин сказал заряжающему Куклику:

— Вот что, Иван, ты подал заявление в партию. Можешь доказать сейчас, что достоин быть среди тех, чье место впереди. Трудно под обстрелом преодолеть открытое пространство, но надо! Доберись до НП и доложи капитану Донскому, какое у нас положение. Требуются снаряды, в как можно быстрее!

Куклик выполнил задание командира, но когда вернулся обратно, то увидел, что орудие разбито и вокруг ни души. Тяжело раненного командира боец нашел неподалеку в воронке. Лейтенант Ганюшин истекал кровью, но был еще жив. Открыв глаза и узнав красноармейца, он сказал:

— Напиши домой, как все случилось. Из Сергеевска я. Адрес в кармане гимнастерки. — Собравшись с последними силами, Ганюшин прошептал: — Мы тут еще одну атаку отбили. Не прошли, гады!..

Это были его последние слова. Похоронили Петра Михайловича в деревне Селище. Память о мужественном артиллеристе бережно хранят на его родине. В клубе интернациональной дружбы Куйбышевского пединститута, где он учился до войны и откуда в 1942 году ушел добровольцем на фронт, создан стенд, посвященный Герою Советского Союза Петру Михайловичу Ганюшину.

Так же отважно сражались воины и других взводов 106-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона, которым командовал опытный и бесстрашный артиллерист капитан К. В. Садовников. По указанию подполковника А. П. Свинцицкого он много раз менял огневые позиции батарей. Маневренность артиллерии обеспечивала ей высокую живучесть, а ее меткая стрельба давала нам возможность прочно держаться на плацдарме.

Шесть раз кряду поднимались гитлеровцы в атаку против подразделений 117-го стрелкового полка, но так и не смогли продвинуться вперед.

Усилился вражеский артобстрел. Вокруг наблюдательного пункта дивизии начали рваться снаряды. Один из них врезался в косогор метрах в тридцати от нас. Начподив Фролов опасливо покосился в ту сторону, недовольно проворчал:

— Нащупывают, гады!

Мы с ним стояли в щели неподалеку от своего блиндажа. Отсюда просматривались позиции полка Бастеева, окутанные дымом разрывов: на них как раз в этот момент надвигались фашистские танки.

В небе снова появились «юнкерсы» и начали пикировать на плацдарм. Послышался свист бомб.

— Двухсотпятидесятикилограммовки бросают, — заметил Александр Иванович, прислушиваясь. — И рвутся все ближе и ближе. Идем-ка в блиндаж от греха подальше. — Он потянул меня за рукав.

Взрыв, ухнувший неподалеку, заставил нас ускорить шаги. Последние метры мы уже бежали. Не успели спуститься по ступенькам вниз, как рвануло совсем близко. А следующая бомба, как потом установили, упала в пяти метрах от стены блиндажа. Меня швырнуло в одну сторону, Фролова — в другую. Я упал и потерял сознание. Блиндаж был разрушен, а нас с начальником политотдела засыпало землей. Хорошо, что неподалеку оказались саперы и связисты. Не успел рассеяться дым от разрыва, как они бросились к нам и стали раскапывать землю. Я очнулся первым. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови, а все тело болело так, словно его долго били палками.

— Контузия и ушибы, — услышал я как бы издали голос врача.

Мне сделали укол, и я окончательно пришел в себя. Через несколько минут очнулся и Фролов.

— Считай, счастливо отделались, — проговорил он хрипло.

— В медсанбат бы вас, — нерешительно сказал врач, понимая, насколько нереальна эта затея: днем плацдарм покинуть было нельзя. А, главное, кругом кипел бой, и им нужно было руководить.

Через полчаса мы с начальником политотдела снова включились в работу. Кругом все так же рвались снаряды, но на командном пункте каждый продолжал заниматься своим делом. Командующий артиллерией подполковник Свинцицкий уточнял у разведчиков цели, которые следовало подавить в первую очередь. Начальник связи майор Дроздов инструктировал телефонистов, уходящих на линии. По-прежнему неторопливо наносил обстановку на карту Н. Д. Фролов, оказавшийся теперь в двух ролях: он возглавлял штаб дивизии, но и обязанности начальника оперативного отделения с него никто не снимал. В эти напряженные дни Николай Данилович показал себя отличным оператором. Он постоянно был в курсе всех событий, имел под рукой необходимые для принятия решения данные, мог в любой момент сказать, где находятся части, чем они занимаются, какова их боеспособность. Фролов твердо проводил в жизнь принятые мною решения, а когда требовалось, то и сам проявлял инициативу.