Начинка для Хиросимы

От автора

  В августе 2010 года исполнилось 65 лет  атомной бомбардировки Японии,

           единственного в истории человечества боевого использования ядерного оружия.   

 Дорогие читатели, сразу хочу оговориться, эта книга не о Гитлере, Бормане и Мюллере, и даже не о Хиросиме, а о чудовищном обмане,  в который нас заставляли верить долгих шестьдесят лет. 

                В августе 2010 года исполнилось 65 лет со дня атомной бомбардировки Японии, единственного в истории человечества боевого использования ядерного оружия.   

 Дорогие читатели, сразу хочу оговориться, эта книга не о Гитлере, Бормане и Мюллере, и даже не о Хиросиме, а о чудовищном обмане, в который нас заставляли верить долгих шестьдесят лет. 

  U-234 - химический элемент, атомная масса которого, составляет

 234.0409456+- 0.0000021 единиц.

 "Так, что?!",  скажет наш высокообразованный читатель - "это знают все", и будет по-своему прав.

                       Но!

 Мало  кто знает, что в ночь на 16 апреля 1945 года, из норвежского порта  Кристиансанд незаметно выскользнула немецкая подводная лодка под номером U-234, с 580 килограммами окиси урана 234 на борту, который после процесса обогащения, становиться главным компонентом - “начинкой" для атомной бомбы. 

 Стоимость груза оценивалась в 300.000.000 долларов, именно такую цену заплатили главари Третьего рейха за возможность уйти от расплаты.

 А, начиналось все так:

Часть первая. Адольф Гитлер.

                                      Версия.

 Где-то в начале января 45 года, в кабинете Шефа IV управления РСХА, по адресу Принцальбрехтштрассе 4, раздалась специфическая трель телефонного звонка.

 Группенфюрер СС, сидевший за огромным письменным столом, выдержав паузу, поднял трубку аппарата правительственной связи.

 Звонил адъютант фюрера, штурмбанфюрер СС Отто Гюнше.

 Генриха Мюллера вызывали в рейхсканцелярию.

 Фюрер, принял шефа Гестапо сразу после окончания совещания с чиновниками Министерства иностранных дел.

 Перебросившись парой фраз, Гитлер  предложил прогуляться по саду.

 На дворе был лёгкий морозец и Мюллеру совсем не хотелось выходить из тёплого помещения, но Рейхсканцлер уже направлялся к дверям кабинета и жестом показывал Группенфюреру, что он пропускает его вперёд. 

 "Все мы смертны", - подумал Мюллер, "даже фюрер не уверен, что его не прослушивают".

 В след за ними, в сад вышел Борман, в накинутом на плечи тёплом пальто.

 Обернувшись, Гитлер, тоном не терпящим возражения, вежливо сказал ему, что хотел бы поговорить с Мюллером наедине.

 Перечить Гитлеру, Борман не посмел и, пробормотав, что-то вроде:

 "Конечно, конечно", - так же незаметно исчез, как, и появился. 

 Гитлер начал издалека, говоря о том, что для Германии сейчас не самые благоприятные времена и совершенно очевидно, еще месяц - полтора, и наверняка, всё будет кончено.  

 "Мюллер, - сказал Гитлер, - я хочу услышать ваше мнение по очень важному для меня вопросу.

 Вы один из немногих, кто сумел сохранить свою независимость и беспристрастность, поэтому можете быть вполне объективным.

 То, о чем я сейчас скажу должно остаться между нами".

 Разумеется, Мюллер обещал хранить молчание и надо сказать, что своё слово он сдержал.

 "Знаете Мюллер", - доверительно сказал ему Гитлер, "последнее время, я всё время думаю, о своей роли на данном этапе войны.

 Может мне уехать из Берлина и продолжить сопротивление... А может, сдаться... или покончить с собой... "

 Фюрер, говорил обо всём этом, как-то отстранёно, словно речь шла не нём, а о другом человеке.

 Он хотел знать, что Мюллер думает об этих трёх вариантах.

 Мюллер ответил, что "Святая троица" не успокоиться пока не арестуют рейхсканцлера;

 или ...

 Сталин, Рузвельт и Черчилль должны окончательно убедиться, что Вы... извините меня, господин Рейхсканцлер, что ... Вы ... мертвы".

 Гитлер, молча, кивнул.

 "Даже, если Вы укроетесь в горах “, -  продолжал Мюллер, "они станут неотступно преследовать Вас и, в конце концов, через месяц, или два, Вы  окажетесь перед тем же выбором".

 И снова фюрер согласился с доводами начальника Гестапо.

 Вдруг Гитлера прорвало.

 Он очень резко прошёлся по генералитету, обвиняя всех в том, что они при первой же возможности его непременно предадут, да собственно, уже предали.

 Потом, стал еще резче осуждать Гимлера, возглавлявшего войска СС и охранные отряды.  

 Досталось и "жирному борову" Герингу, и его военно-воздушным силам.

 В тот момент он не мог скрыть лютую, ненависть к этим двоим.

 После взрыва откровения, Гитлер успокоился и несколько минут, медленно ходил взад и вперед по дорожке сада.

 Потом вдруг спросил Мюллера, что он думает о его самоубийстве.

 Мюллер напомнил фюреру, что они  католики, а для католиков это непростительный грех.

 Гитлер этот вопрос замял и заговорил о своей юности, о католических школах в Австрии.

 Фюрер был склонен во время беседы ходить вокруг да около основной темы.

 Разговор затянулся и Мюллер, уже промёрзший до мозга костей, хотел только одного, чтобы фюрер поскорее добрался до сути и сказал прямо, что он хочет.

 В конце концов, Гитлер спросил, как бы Мюллер поступил на его месте.

 "Я бы уехал бы из Берлина и скрылся на некоторое время.