Начнём сначала

Мартин оценил, как шикарно она была одета, тем самым как бы подтвердил своё заблуждение насчёт их глубокой и страстной любви с Адамом. Вряд ли она ещё раз появится перед ним в том пикантном красном платье. В то же время чёрная юбка и почти прозрачная шёлковая блузка выглядели не менее соблазнительными.

Селина отказалась от дальнейших размышлений на эту тему и перешла в ванную, чтобы принять душ. Только под его жалящими горячими струями её голова окончательно прояснилась. Она поняла, что происходит, и её тело похолодело, несмотря на горячую воду.

Вскоре она вышла из душа, завернувшись в одну из огромных бордовых банных простыней.

Она поняла, что план его мести был более изобретательный и отвратительный, чем она подозревала, и от этой мысли её пронзила острая боль. Одной из причин, почему он так упорно принуждал её выйти за него замуж, было якобы явное и сильнее взаимное влечение — нежелаемое, но неудержимое с её стороны.

Теперь она знала, что это просто ложь.

Усиленно пытаясь высушить волосы, она решила проанализировать неприятные для неё факты. Их сексуальное уравнение не составляется. Дважды уже он отталкивал её в момент, когда она абсолютно теряла над собой контроль. Дважды.

Без сомнения, он достаточно опытен, чтобы понять: она находила его физически привлекательным, даже неотразимым, и это вытесняло её недоверие и неприязнь к его личности. Он же к ней оставался холоден. Он мог продемонстрировать ей, как легко ему довести её до состояния полной и добровольной капитуляции, а достигнув цели, тут же оттолкнуть её. А менее часа назад он был даже не в состоянии скрыть своего презрения к ней.

Он все время притворялся, что испытывает физическое желание, вероятно, получая мстительное удовольствие от её возбуждения и замышляя истинно садистскую месть.

Он был холоден, расчётлив и жесток. Но странно, признание этого неопровержимого факта вызвало у неё желание лишь заплакать. Объяснила она это тем, что окончательно потеряла то, что всегда очень ценила, а именно, самоуважение: она равнодушно бросила смятую банную простыню тут же на полу. Пусть он за ней убирает, если его это волнует. Она не просила, чтобы её привозили сюда. Услышав, как он костяшками пальцев стучится в дверь её спальни, она оцепенела и затаила дыхание.

Ведь он же не будет ждать вечно, говорил ей внутренний голос. Он ведь войдёт, увидит её обнажённой и решит, что она молит его о близости с ней. Теперь, уже в панике, она схватила махровый халат, висевший на двери, и быстро засунула руки в его рукава, которые были для неё слишком длинны. Запахивая полы, она так туго затянула пояс, что, казалось, чуть не разрезала себя пополам.

Она оказалась у двери в тот момент, когда начала поворачиваться фарфоровая ручка, открыла её сама и сразу же отвернулась, поскольку не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы встретиться с ним взглядом, тем более, что её ещё мучило открывшееся ей коварство и жестокость его планов.

Так хочет она переспать с ним, язвительно спросила она себя? Но её предательское тело уже ответило: да!

— Ужин готов. Надеюсь, ты любишь макароны; я, пожалуй, не сумею приготовить чего-либо другого.

Его хрипловатый и волнующий голос обволакивал, и Селина презирала себя за инстинктивные ответные импульсы: она не смогла заставить себя ненавидеть его!

Продолжая стоять к нему спиной, она отрицательно покачала головой и ответила тихим и мрачным голосом:

— Я ничего не хочу! Я иду спать. Спокойной ночи.

— Ты пойдёшь и поешь, даже если мне придётся заталкивать в тебя еду насильно, — пригрозил он с оттенком нетерпения. А потом остановившись прямо напротив неё, он сказал более спокойным тоном:

— Тебе ведь, наверное, как и мне, сегодня было некогда подумать о еде. — Непроницаемые глаза Адама оглядели Селину, заметили её воинственный вид и его как всегда неискренняя улыбка изогнула жёсткие линии его красивых губ. — Зачем превращать простой ужин на двоих в войну?

Действительно зачем? Она отвела от него свой колкий взгляд и отвернулась. Ей нужно быть очень сильной, чтобы воевать на его территории. А она всегда была сильная — это несомненно. Она уже начинала примиряться с тем, что открылось сегодня вечером; скоро она научится противостоять ему, а потом, может, и заставит его самого подчиниться ей. И когда это случится, она станет сильной как никогда!

Гордо вскинув голову, она холодно посмотрела в его глаза и проговорила лишённым всяческих эмоций голосом:

— Прости, что я буду сидеть за столом такой растрёпанной…

А он только обезоруживающе усмехнулся.

— Растрёпанной, может быть. — Его нахальный взгляд скользнул по её непричёсанной золотисто-каштановой копне непослушных волос, которую она только просушила, но не попыталась даже уложить. — Кроме того, меня никогда не возбуждал вид махрового халата, закрывающего фигуру с ног до головы. Так что ты — в полной безопасности.