Над Арктикой и Антарктикой

— Форсаж! — командует Мазурук. Моторы ревут на 'полной мощности, скорость около ста двадцати километров в час

— Закрылки — пятнадцать градусов!

Уже кончился кусок твердого участка, самолет бежит по раскисшему снегу, точнее, не «бежит», а только касается колесами. Торможения нет, самолет на отрыве, мы в воздухе. Ура!

Мазурук кивает мне, я машу рукой товарищам, стоящим в хвосте фюзеляжа Теперь все на местах, все весело переглядываются Сомнения и волнения позади, вырвались!

Я с уважением поглядываю на Мазурука, он спокойно рассматривает полетную карту Нам нужно выйти на дрейфующую станцию СП-5. Она ещё только создается, и связи по какой-то причине пока нет. Недавние их координаты известны, «зайчик» в солнечном компасе вселяет уверенность, что мы идем по заданному штурманом курсу Аккуратов часто подходит к астролюку и секстаном берет высоту солнца. Определяется «До цели около сорока минут», — объявляет он Связи со станцией пока нет.

Радист Алексей Иванович Челышев беспрерывно стучит на ключе, зовет. Береговые станции отвечают, но СП-5 молчит. Илья Павлович то и дело поглядывает в сторону радиста, но тот, понимая его немой вопрос, отрицательно качает головой.

В пилотскую кабину входит первый бортмеханик Владимир Афанасьевич Громов.

— Илья Павлович! Вам, может, кофейку принести?

— А что я — турок?

Мазурук, даже нервничая, любит поёрничать. Сейчас нужно разрядить обстановку, ведь все волнуются — где будем садиться, если не найдем станцию?

— Тогда, может, чайку? — предлагает Громов.

— Что я — китаец?

— Так какого дьявола вам нужно? — Громов уже рассердился, человек он горячий.

— Вот так бы сразу и сказал, — умиротворенно улыбается Мазурук. — Ладно, давай чайку. С тобой уж и пошутить нельзя…

Наконец штурман доложил, что мы находимся в районе СП-5. Но связи по–прежнему нет, обнаружить станцию без радиопривода мы не можем.

— Тогда сделаем так, — мирно, допивая чай, говорит Мазурук Аккуратову, — рассчитай «коробочку» вокруг расчетной точки — минут по пять каждая «сторона». Пока мы будем искать, пусть Челышев попробует связаться с Масленниковым, он ведь где-то недалеко здесь сидит Можем и у него погостить.

— Ясно! Тогда с этим курсом ещё две минуты, — распорядился Аккуратов.

— Всем смотреть внимательней! — добавляет Мазурук. — Кто первым увидит, тому премия.

— Какая? — интересуюсь я.

— Лишняя чашка кофе! — объявляет Мазурук.

— Ну, за такую премию вряд ли найдем, — выражает сомнение бортмеханик.

— Вы ищите, а там видно будет! — Мазурук уже начинает сердиться, в голосе его появляются командирские нотки — И вообще — прекратить разговорчики!

Лед просматривался хорошо, лишь кое–где мешали пятна тумана. Мы всматривались до рези в глазах, но обнаружить лагерь так и не удалось. Самолет Масленникова тоже не отвечал, как ни старался Алексей Иванович.

Вдруг Мазурук оживился, прильнул к стеклу фонаря кабины. Я со своей стороны не видел ничего, кроме ледяных полей и цепочек торосов. Мазурук повернулся, подозвал Аккуратова:

— Будь добр! Попроси Голованова сюда, появилась одна идейка.

В годы войны Александр Евгеньевич Голованов в звании маршала командовал авиацией дальнего действия. Был он человеком весьма решительным, но — как бы это сказать? — по–интеллигентски стеснительным. После отбытия Бурханова в Москву он фактически возглавлял высокоширотную воздушную экспедицию. Но необходимость руководить прославленным Мазуруком его, по–моему, постоянно смущала. Командовать Александр Евгеньевич не стремился, прекрасно понимая, что на стороне Мазурука огромный полярный опыт. Даже в пилотскую кабину он заходил крайне редко, а в разговоре — словно бы от смущения — то и дело деликатно откашливался, была у него такая привычка.

— Гм–м, слушаю, Илья Павлович!

Мазурук, оживленно жестикулируя, начал что-то говорить ему, показывая на проплывающие 'под нами ледяные поля. Что говорил, мне не слышно было, я расслышал только ответ Голованова, стоявшего ближе ко мне:

— Илья Павлович! Ведь у нас колеса! Тяжелая машина! Без разведки на лыжном Ли-2 никто ещё на дрейфующий лед на Ил-12 не садился!

— Это точно! — теперь Мазурук говорил уже громко, напористо. — Но ведь опыт-то есть! Площадки заранее выбирали, но снежный покров никогда не превышал пятнадцати — двадцати сантиметров. Это и нас устраивает. Безопасность гарантирую!

Голованов задумался на мгновение, а потом решительно рубанул рукой:

— Ну что ж, согласен! Выполняйте!

Решение Мазурука произвести посадку было несомненно целесообразным. Вообще-то горючего хватало, чтобы дойти на один из береговых аэродромов. Но мы находились совсем неподалеку от станции, а до ближайшего аэродрома три часа лета. Мазурук хотел дождаться связи, отдохнуть и перелететь на СП-5. Решение смелое, но обоснованное. У Мазурука опыт! Но я волновался, как в прошлом году, когда в первый раз садился с Масленниковым на дрейфующий лед. Тогда на лыжах, а теперь на колесах! Да и машина тяжелая!