Читаем Над Арктикой и Антарктикой полностью

— Взлетел я первым, сделал традиционный круг, набрал шестьсот метров высоты и пошел курсом на Пионерскую. Ледник постепенно повышается, но я постоянно сохраняю двести метров высоты… Километрах в тридцати — сорока от Мирного заметил большую трещину на поверхности ледника. Накануне, когда возвращался с Пионерской, её не было, точно помню. Поговорил со штурманом — он вчера её тоже не видел. А на подходе к Мирному как раз тягач Кулешова должен быть. Как вспомнил это, прямо мороз по коже — ведь разлом-то у них на пути! Буквально через минуту полета мы тягач заметили. Не заменить трудно — шлейф черного дыма от работы дизеля. Делаю круг над тягачом, вижу — остановились. Сам Кулешов из кабины выскочил, ручкой машет — не чувствует, конечно, опасности. Штурман приготовил быстро вымпел, вложил записку с рекомендацией пути следования. Видим, прочитали они, отвернули на запад. Ну, и мы успокоились… Пионерскую прошли точно и на Комсомольскую точно вышли — штурман молодцом сработал. Л на Комсомольской уже обжились люди — стоят тягачи, домики на полозьях. Один из тягачей дымит, и дым идет точно вверх — значит, полный штиль, ветра нет. Следы от санного поезда глубокие, сверху хорошо просматриваются. Выбрал я направление для захода вдоль крайнего следа и, ничего не подозревая, пошел на посадку… А на пробеге — сильнейшее торможение. Подумал даже, что лыжи задрал, но тут же вспомнил, что они целиком металлические. Значит, не в этом дело… Рулил к ближайшему тягачу почти на взлётной мощности моторов. Впечатление такое, что скребем по наждаку. Остановился, а потом все же решил сделать круг, чтобы встать на собственный след для облегчения взлёта. Решить-то решил, но не тут-то было. Моторы на взлётной мощности, а самолет стоит как вкопанный. Двигатели нагрелись предельно, несмотря на пятидесятиградусный мороз! Потом, когда остальные сели, мы все известные способы испробовали, чтобы стронуться с места. Но только Дмитриев сумел — стронулся и взлетел. Расскажи теперь, Яша, чем ты лыжи «смазал»? Или они у тебя какой особой конструкции?

— Секрета здесь нет, — отозвался Дмитриев. — При морозах под пятьдесят и в Арктике так бывает — снег как песок. Наверное, структура его меняется. Предвидеть это я не предвидел, иначе бы вам сказал. Но на взлёте, как и вы, почувствовал. Использовал ручное управление турбокомпрессором на полную катушку, как говорится…

— С наддувом, значит? — не вытерпел Мальков.

— Да, тысяча пятьдесят миллиметров ртутного столба.

— А по инструкции, Яша, допустимо всего девятьсот!

— Дорогой Владимир Васильевич! Мы здесь первые. Инструкции, как летать в условиях Антарктиды, будем писать в Москве. С учетом накопленного опыта!

— Да, ты прав, пожалуй, но… Обстановка в бойлерной начинала накаляться, и я решил её разрядить:

— Расскажи лучше, как вы все-таки взлетели с Комсомольской?

— Ну как? Москаленко предложил — сделаем ледяную площадку. Смочили паклю мазутом, подожгли и оплавили поверхность снега. Получилась ледяная площадка десять на десять метров. На площадку тягачами выволокли самолеты. Вот и взлетели Москаленко и Миньков. А у нас радиатор правого мотора потек, пришлось трое суток ждать, когда Яша новый привез… Вот тут, братцы, мы и поняли, что такое Комсомольская. Любые физические нагрузки — тяжелейший труд! Ведь высота там три тысячи пятьсот метров! Даже в спокойном состоянии организм постоянно ощущает недостаток кислорода. Видно, отверстия в носу маловаты! Не успевают легкие наполниться воздухом

А ртом дышать нельзя! Сожжешь легкие пятидесятиградусным морозом! В общем, тяжело там Голова как в тисках, пульс — сто пятьдесят — сто шестьдесят ударов в минуту Даже такой крепыш, как Долматов, и тот еле двигался. Прав, наверное, Дмитриев Поддув нужен! Кроме всего прочего и кислорода моторам не хватает

— Товарищи, а на моем самолете радиовысотомер что-то непонятное показывает.

Это Миша Стекольщиков решил наконец поделиться своими бедами

— В каком смысле непонятное? — заинтересовался Мальков.

— Да в том смысле, что в Мирном он одно показывает, а на Пионерской — другое Вот вчера зарулил там на стоянку. А радиовысотомер вместо ноля показывает около шестидесяти метров. Как понимать? Ладно, думаю, погода пока хорошая, да и полеты интенсивные, поработаю пока так. Но все же сказал бортмеханику, чтобы в Мирном специалисты проверили. А в Мирном и проверять нечего — прибор на стоянке показывает ноль высоты. Что за чудеса? Думал, мне показалось. Загрузился бочками с соляркой, и опять на Пионерскую После посадки, ещё на рулении, слежу за показаниями радиовысотомера. Он уверенно, без всяких колебаний показывает, что мы находимся.. на высоте шестьдесят метров! Потом опять проверил в Мирном: по прибору высота — ноль. Так что дело не в приборе, он исправен.

— Это точно, и у меня такая же картина, — подтвердил Мальков. — На Пионерской и Комсомольской радиовысотомер показывает пятьдесят — семьдесят метров Чертовщина какая-то!

— И у нас тоже, и у меня, — раздались голоса других летчиков.

— А чего ж вы молчали раньше? — возмутился Миша

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное