Может быть, «злые силы» питают добрые чувства к советским самолетам?
ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЙ ДОЛГ
В тот день из Гаваны мы летели в Сантьяго, столицу Чили Обычный ничем не примечательный рейс. Но дата запомнилась на всю жизнь — 10 сентября 1973 года.
Надо, пожалуй, перечислить всех членов экипажа: второй пилот Лев Рыбаков, штурман Виктор Вощенко, бортинженер Ратмир Гафуров, радист Николай Ларин. Таня Сергеева возглавляла бригаду бортпроводников (Володя Якушкин, Закия Хамидулина и Виолетта Денисенко). А пассажирами были артисты нашей знаменитой «Берёзки», руководимой Надеждой Надеждиной. Они летели на гастроли в Аргентину; в Сантьяго им предстояло пересесть на самолет иностранной авиакомпании, который должен был доставить их в Буэнос — Айрес.
В Сантьяго мы летали уже не раз. Трасса знакомая, никаких неожиданностей. Правда, над Панамой нас встретил грозовой фронт, а потом началась сильная болтанка при ясном небе — пришлось отключить автопилот и вдвоём с Рыбаковым вести самолет вручную.
В Лиме, как всегда, дозаправились горючим и уже ночью приземлились в Сантьяго. В аэропорту нас встретил представитель Аэрофлота Владимир Шилов.
По его словам, положение в чилийской столице было тревожным. Он даже посоветовал не выходить из гостиницы. Но и в этом, впрочем, не было ничего необычного — во время предыдущих рейсов мы не раз оказывались свидетелями разнузданных бесчинств фашиствующих молодчиков. Врагов у правительства Альенде было немало…
На ночь в самолете остались двое авиаспециалистов, сопровождавших нас из Гаваны, — инженер Михайлов и техник Фролов. В их обязанности входило обслуживание и охрана нашего Ил–62 в аэропортах Лимы и Сантьяго — наземная техническая служба здесь только ещё организовывалась.
Пожелав товарищам спокойной ночи, мы поехали отдыхать в гостиницу «Конкистадор» — тоже как обычно…
Проснулся я от выстрелов, от рева и грохота моторов. Подбежал к окну — улицу запрудили танки. На противоположной стороне к подъездам жались группки людей, на мостовой лежали тела убитых.
Быстро одевшись, я поднялся на восьмой этаж, где находилось представительство Аэрофлота. Здесь уже собрались Рыбаков, Вощенко и Хохлов — заместитель Шилова. Слушали радио, пытаясь разобраться в обстановке. По радио передавали указания и предупреждения — из домов не выходить, из окон не высовываться.
Вскоре в воздухе появились вертолёты, которые вели огонь по окнам домов. Несколько очередей попало и в гостиницу, но, к счастью, обошлось без жертв — мимо наших окон пролетали лишь осколки кирпичей.
В двенадцатом часу над президентским дворцом Ла Мопеда появились военные самолеты. Они начали бомбить дворец, мы видели из окон, как он загорелся. (Гостиница находилась всего в трехстах метрах от дворца.) А вскоре радио сообщило об антиправительственном перевороте — власть в руках военной хунты, введён круглосуточный комендантский чае» закрыты все аэродромы…
Наступила ночь, но в городе продолжалась стрельба. Уснуть никто из нас не мог. На следующее утро все опять собрались у Хохлова. Только начали пить чай, как послышался сильный взрыв, отель вздрогнул, словно от землетрясения. Через полчаса, когда взрыв повторился, Хохлов решил позвонить администрации отеля. Оказалось, что карабинеры подрывают соседнее здание банка, в котором ещё оборонялись сторонники Альенде.
Радио тем временем продолжало передавать очередные сообщения — о том, что хунта порвала дипломатические отношения с Республикой Куба и «некоторыми другими странами» (какими, сказано не было), что иностранцы, проживающие в Чили легально или нелегально, должны явиться к властям…
Что же делать нам? Положение совершенно непонятное.
— Позвоним в посольство, — решил Хохлов. После короткого разговора выяснилось, что требование хунты к нам пока не относится. Уже легче!
К вечеру позвонил Шилов. Он жил на окраине и в разгар событий не мог пробраться к нам, в центр города. Шилов запросил у меня список членов экипажа, но на мой вопрос — для чего это нужно? — никакого ответа не последовало. Опять какая–то неопределенность, опять тревожное ожидание. Через час вновь звонок Шилова, распоряжение быть в готовности. К чему? Вновь никакого ответа…
Так прошел ещё день томительного ожидания. Примерно в десять часов вечера снова позвонил Шилов — всем членам экипажа с вещами выйти в вестибюль, скоро подойдет автобус и доставит нас на аэродром. Настроение сразу поднялось, кто–то даже шутит невесело: «Аэродром не стадион!» (Мы уже знаем, что стадион превращен хунтой в концентрационный лагерь.)
Спускаемся в вестибюль отеля, скрывая волнение. Ждём. Подъезжает автобус, входит Шилов. Внутри автобуса солдаты хунты дулами автоматов показывают, где нам сесть. Всех нас собирают в центре, а сами расположились на задних сиденьях с автоматами наготове. Да, это не охрана, это настоящий конвой.
Едем медленно и долго — множество контрольных пунктов. То и дело слышны выстрелы, короткие автоматные очереди. Наконец объезд по шоссе, ещё одна проверка, и мы в аэропорту.