Над бездной

Он заставил себя подвергнуть еще одному внимательному обследованию ногу воина, однако ничего нового не обнаружил. На всю жизнь тот останется калекой, если в ближайшие дни не умрет от гангрены. Андрей ничего не мог для него сделать, разве что немного унять боль. Несмотря на протесты раненого, он нащупал нервный узел, на который в свое время указал ему Михаил, и в течение нескольких секунд массировал его. Боль не уйдет совсем, но станет ощутимо слабее. По крайней мере, ненадолго.

— Пока ты ничего не придумал, имей в виду, — предупредил Деляну, — это никакое не колдовство, а древнее искусство, возникшее в одной далекой стране.

Это был бессмысленный урок. Страх на лице воина был настолько велик, что Андрей уже не мог сочувствовать ему.

— Как тебя зовут? — поинтересовался он.

— Драшкович.

— Хорошо, Драшкович, — Деляну кивнул и тщательно обдумал слова, которые собирался сказать. Не исключено, что он прикончит воина, если неправильно задаст вопрос или тот даст неправильный ответ. — Кто послал вас в Борсу?

— Отец Доменикус, — ответил Драшкович. — Оставь меня в покое. Уходи! Убей меня, если хочешь, но я… не буду больше разговаривать с тобой.

— Я не стану убивать тебя, Драшкович, — сказал Андрей спокойно.

Он должен будет презирать себя за следующие слова.

Когда он их произнес, его голос звучал так холодно и угрожающе, что Андрей почти испугался самого себя. Видимо, черный огонь в нем не погас, а поджег что-то еще, что глубоко в душе породило сумятицу и хаос.

— Я не убью тебя, Драшкович. Ни сейчас, ни потом. Если ты честно ответишь на мой вопрос, с тобой ничего не случится. Если же ты не станешь отвечать или соврешь, я заберу твою душу.

Драшкович не отводил взгляда. Он хотел возразить, но у него отказал голос.

— Я не колдун, но я и не дьявол. Однако я знаю, как его вызвать. Отвечай, кто такой отец Доменикус и почему вы напали на Деляну?

Драшкович задрожал еще сильнее, и страх в его глазах теперь граничил с безумием.

Потом он заговорил…

4

Будет глубокая ночь, когда они достигнут Констанцы. Эту ночь им предстояло провести в дороге, и уже сейчас было значительно холоднее, чем прежде. Последние часы до них доносился запах моря, и по мере того как они приближались к побережью, становилось прохладнее. Зима наступит еще нескоро, думать о снеге рано, но стало довольно зябко, по крайней мере так казалось Андрею.

Не в силах унять озноб, Деляну кутался в одеяло, наброшенное на плечи, и менял положение в седле, чтобы избежать резкого встречного ветра. Но ничего не помогало. Он мерз все сильнее, как будто холод проникал в него не извне, а шел изнутри.

С наступлением сумерек они отказались от защиты леса и теперь медленно и с осторожностью ехали по плохо мощенной дороге, которая вела к морю и Констанце. Они по-прежнему не могли рисковать и избегали людей. Все последние дни Фредерик глухо молчал, и Андрей даже не мог предположить, как он будет вести себя при встрече с людьми.

Он не мог с уверенностью сказать и того, как будет реагировать сам. Разговор с Драшковичем был долгим, и то, что Андрей узнал, не только наполнило его ужасом и гневом, но и глубоко потрясло. Быть может, даже глубже, чем все, что ему довелось пережить в последнее время.

— Далеко еще? — едва слышно спросил Фредерик.

Деляну посмотрел на него озабоченно. Фредерик почти не говорил с ним с тех пор, как они покинули место сражения, но сегодня он был особенно молчалив. С наступлением ночи это были первые слова, которые он произнес.

— Довольно далеко, — ответил Андрей не сразу. — Часа два-три, если не больше.

Фредерик натянул одеяло, в которое был укутан, и задумчиво посмотрел на своего спутника. Хотя они были рядом, темнота не позволила Андрею разглядеть выражение лица мальчика. Тонкий серп месяца, как и большинство звезд на небе, скрылся за черными, низко нависшими тучами.

Пожалуй, было даже хорошо, что он не различил взгляда Фредерика. Тот и не скрывал, что охотно убил бы Драшковича и презирал Андрея за то, что он не сделал этого.

— Почему мы так медленно едем? — спросил мальчик.

«Потому, что мы уже слишком близко, — подумал Деляну. — И еще потому, что я не знаю, как должен поступить, когда мы их в конце концов догоним».

Он не хотел озвучивать своих мыслей. На самом деле они легко могли бы догнать отца Доменикуса и его подручных, если бы он захотел. Те опережали Андрея самое большее на час, а то и меньше. С наступлением сумерек он по крайней мере дважды ощущал близость людей, но очень слабо — как первые признаки света в уже не совсем глубоком мраке, незадолго до наступления утра, — скорее как предчувствие. И это веяние не исчезало, а потом обнаруживались и следы, указывавшие, что недавно тут прошла большая группа людей. Андрей всякий раз останавливался и внимательно оглядывался по сторонам. Ему чудился огненный блеск то ли оружия, то ли металлической амуниции в последних лучах заходящего солнца, слышались лошадиное фырканье и стук тяжелых мечей. У него не было ни малейшего желания вторично попасть в ловушку, теперь уже более тщательно подготовленную.